«Каждый регион решает в меру своей сообразительности, поэтому, например, на предыдущих акциях мартовских и июньских, скажем, в Казани все было либерально, а, например, в Петербурге — более жестко. В этот раз тоже, кстати, подтвердилась тенденция, что питерская полиция действует жестче московской. Я бы обратила внимание на эксцессы в Екатеринбурге, где это может быть связано с тем, что новоизбравшийся губернатор считает нужным как-то особенно наводить порядок на своей территории. И то безобразие, которое произошло в Якутске, можно надеяться, станет предметом уже уголовного рассмотрения, потому что там — черти что».

«Использование в конкурентной борьбе внутри элит методов, инструментов судебного процесса имеет свои оборотные стороны. Кажется, что это очень здорово и выгодно - бороться с конкурентами посредством уголовных дел, но потом ты приходишь к открытому и гласному судебному процессу. Если не позаботиться о том, чтобы с самого начала сделать его закрытым - но для этого нужны очень конкретные правовые основания, которых, судя по всему, в деле Улюкаева нет, - тогда, в этом случае, ты оказываешься под светом софитов. И более того, такого рода дела, естественно, не являются предметом интересов только какой-то одной группы или двух нападающей и обороняющейся. В ней всегда будет очень много участников, очень много интересантов, которые могут преследовать свои цели, которые в самом общем виде заинтересованы в ослаблении одного из участников, скажем так. И для них публичность - это тоже один из инструментов. Знаете, нет одного уровня, на котором такие вопросы решаются. Они решаются взаимодействием групп интересов, каждая из которых достаточно могущественная. Есть интерес у прокуратуры, есть интерес у Следственного комитета, есть интерес у ФСБ. Наименее влиятельный элемент тут, собственно, судья. Судье нужно провести процесс максимально гладко, быстро от него избавиться, и не получить потом какие-то неприятности внутри своего судебного цеха. А вот силовые игроки борются или торгуются в мирном варианте между собой. Понятно, что те записи, о которых идет речь, были опубликованы прокуратурой. Сейчас именно на нее направлено недовольства основного фигуранта. Он называет их работу «профессиональным кретинизмом», говоря, что это страшная государственная тайна и нельзя было это показывать. Из чего следует, что для него это было, во-первых, неожиданно, во-вторых, неприятно».

«Надо сказать, что любая платформа или любая соцсеть, в которую приходили русскоязычные пользователи, быстро становилась политизированной. Чем меньше площадок, например, в СМИ для высказывания мнений, вообще, для разнообразного творчества, необязательно даже политического, тем больше потребность где-то как-то себя самовыразить. По той же причине, по какой в русскоязычном Facebook было много политики, в YouTube стало появляться альтернативное телевидение. На самом деле это очень давнее явление, еще со времен «Живого журнала», который тоже до прихода туда большого количества русских пользователей был для подростков, которые писали там свои дневники о своих переживаниях. Даже Instagram, который вообще для котиков и красивых картинок, для продаж чего-нибудь симпатичного, даже он в русских руках тоже быстро стал политизированным и общественно осознанным. У меня в TikTok не было аккаунта и сейчас нет, я о нем знаю больше от детей, но я тоже обратила внимание на то, что кроме танцев под музыку и демонстрации рукоделия, там были и разнообразные политические высказывания».