Уиллиам Ламберти: после второй звезды «Мишлен» жизнь заканчивается, ты будешь круглосуточно умирать на работе

Уиллиам Ламберти: Нужны огромные силы, чтобы эту звезду поддержать. Это не так просто. Я жил, когда ресторан взял третью звезду «Мишлен», когда ресторан потерял третью звезду, когда мы получили первую, вторую. Это о-о-очень сложная работа, особенно после второй звезды. Жизнь заканчивается, потому что ты будешь круглосуточно умирать на работе. Все. Это так! После получения звезды происходит огромный стресс. Ты каждый день живешь в ужасе, не знаешь, какой гость окажется инспектором «Мишлен». Получить звезду — это как получить золотую медаль на Олимпиаде.

После получения звезды изменяется все, начиная с политики. Сначала определяешь, какой уровень ты хочешь: остаться на том, что определил гид, или идти выше. Если хочешь выше, начинаешь улучшать кухню, винную карту, сервис, вкладываться в персонал, в их путешествия по миру, чтобы они посмотрели, как работает персонал и сервис там. Целая инвестиционная программа. Цены в ресторанах, скорее всего, повысятся, потому что цены на продукты растут сейчас каждые 12 месяцев на 15-20%, причем не только в России, но и в Европе.

Уиллиам Ламберти: О-о-о, вчера ночью приехали на дачу и пельмени ели вообще. Это влияние моих 25 лет в России. Тортеллини — это наши итальянские пельмени.

Помню запах пасты. Запах яйца в стакане. Бабушка всегда давала мне его нюхать, приговаривая: Fresci, fresci! (итал. «свежий, свежий запах!»). Она очень вкусно готовила. Вообще, у меня было две бабушки: одна в Анконе, другая на Сицилии. Это две разные стилистики, два разных вкуса, две разные культуры. Та, которая из Анконы, Лилиана, была спец по пасте, а та, которая с Сицилии, Франческа, готовила томаты, баклажаны — у нее больше овощей, соусы. Между собой по вкусам они не спорили, поскольку разница 1200 километров. Никаких конфликтов вроде «две хозяйки на одной кухне».

Как и русские дети, каникулы я проводил у бабушек. Летом на Сицилии, зимой в Анконе. Когда была жива моя прабабушка, мы собирались у нее по 40 человек семьей на Рождество, Новый год, Пасху — было настоящее итальянское застолье, как показывают в фильмах про Италию, — все так. У сицилийской бабушки было 27 внуков, и всех нас она до самой своей смерти держала в ежовых рукавицах, как настоящий генерал. Разговаривали в семье руками, это тоже правда — у нас это целый алфавит. Когда я приехал в Россию, я тоже очень много жестикулировал. Но давно прекратил это делать, потому что в России это выглядит «эмоции too much», а эмоции в бизнесе — это нехорошо.

Уиллиам Ламберти: Меня пригласили. Москва — для меня звучало интересно, я много слышал про Россию. Пригласил меня Гу­аль­тьеро Мар­ке­зи (основатель современной итальянской кухни. Это был первый итальянец, чей ресторан Via Bonvesin de la Riva получил три звезды «Мишлен» в 1984 году, а в 2008 году Маркези вернул красному гиду все свои звезды — единственный случай в истории. Уиллиам работал в двух его ресторанах. — Прим. BFM). Мар­ке­зи искал шефа, который бы стал его лицом в России. До меня он спрашивал четырех шефов, и все отказали. Я был тот самый единственный сумасшедший, который сказал «да». Я родился в Германии, работал во Франции, мне не привыкать переезжать, и я люблю путешествовать. Мне все говорили: «Ты с ума, что ли, сошел?» А для меня это была полная авантюра. В конце 1996 года, аккурат под Новый год, я оказался в Москве, чтобы открывать рестораны Мар­ке­зи на территории России (первым был ресторан «Эльдорадо» на улице Большая Полянка, дом 2). Причиной такого переезда были моя интуиция и желание видеть себя через десять лет в другом качестве.

Мои времена по скорости были немножко другие. Я стал сушефом, когда мне было 28 лет. Это сейчас ребята считают себя супершефами в 23 года. Сейчас совсем другие времена. 50 лет назад, чтобы шеф-повар получил в 28 лет первую звезду «Мишлен», — это как если бы сейчас звезду получил 17-летний шеф. Время ускоряется, информация ускоряется, сейчас люди действительно хотят все получать быстрее. Хотя я немного сомневаюсь в правильности такого подхода, потому что в результате мы получим массу стрессированных людей. Люди уже не умеют и не помнят слово «подождать», не успевают инвестировать в себя — хотят все «быстро, сразу и вчера».

Уиллиам Ламберти: Паста, как и борщ, у всех получаются разными. Ингредиенты могут быть одни и те же, а вкус будет разный: у каждого своя интерпретация. У каждого шефа своя энергия, внутреннее состояние и талант. У блюда должна быть своя энергетика, если блюдо не дает определенную эмоцию, то это уже не то. А эмоции сильно связаны с детством, поэтому у каждого из нас есть свои параметры. Я оцениваю по параметрам, которым меня научили в детстве мама, бабушки. Не существует идеального вкуса — существует лишь наша индивидуальная оценка вкуса.

Уиллиам Ламберти: Во-первых, это культура. Во-вторых, представление о себе в будущем и понимание, как это должно быть в будущем, и вкусная кухня в том числе. Нино и Мирко — это люди, которые уже создали свою стилистику, знают, чего они хотят, как должно быть, умеют видеть и чувствовать свою публику. А когда повар молод, он должен постоянно экспериментировать. Многие в начале своего пути копируют. Это абсолютно нормальный процесс. Конечно, есть такие таланты, которые много думают, которые сразу придумывают свое, но это абсолютно нормально — быть молодым, копировать и эпатировать. Но через десять лет эти повара, которые сейчас увлекаются ферментацией, будут готовить просто, без нее. В 2004 году, когда Новиков меня пригласил в ресторан «Галерея», он хотел, чтобы еда была «простая-простая». Для меня это был шок. Я ему сказал: «Может, привезти тебе сюда мою бабушку? Так это будет попроще». А он уже видел новое поколение еды. Потом, спустя два-три года, я понял стилистику, которую он хотел. Этот стиль всегда будет жить, потому что люди хотят есть каждый день, а не раз в неделю. Сначала мы все панки, потом консерваторы.

Уиллиам Ламберти: Иногда как диктатор, когда я вижу что-то и говорю: «Нет, будем делать так» (Уиллиам говорит эту фразу спокойно и ровно, с тихой интонацией, которая не предполагает возражений. — BFM).

Уиллиам Ламберти: Раньше кидался и сковородками, и тарелками, и ножами. Иногда эти вещи возвращались мне в обратном полете. Гости собирались смотреть, как я ору на кухне. Был один случай, который я буду помнить до конца жизни. Не буду говорить, где это было, и имя человека. В один день было очень много заказов — нервы, адреналин. Горячий цех постоянно ошибался и тормозил. Я говорю бригадиру поваров: «Давай ты не будешь работать как придурок». Он подлетает, кладет нож прямо мне на горло и орет: «Ты что сказал?!» Для меня это был шок. Я ему говорю: «Я сказал, не работай как придурок. Убери нож. Сегодня будет плохо и для тебя, и для меня. Возвращайся на свое место и будь более внимательным к тому, что я говорю». Он убрал нож и пошел работать. Мы до сих пор общаемся. Понятно, что это эмоции.

Сейчас ничем не кидаюсь. С возрастом понимаешь механизмы поведения людей: их невозможно заставить приказом что-то делать, ты можешь только создать мотивацию. Времена тоже изменились. 30 лет назад, когда я учился работать, на кухне было мегажестко. С 6 утра до 12 ночи, каждый день. Не важно, если ты упал, потому что устал, — убрали тебя, а после двух секунд — вжух — и на твоем месте уже новый человек. Это как в сериале «Игра в кальмара». Ресторанов со звездами «Мишлен» тогда было мало. Попадание туда было просто невероятным успехом для карьеры, и ты держался за это место, как за свою собственную жизнь. Все были один против другого, потому что «либо ты, либо тебя». После работы — все друзья. На работе — все против друг друга. Не было никакой команды. Раньше ты менял каждые полтора года не ресторан, а позиции, просто позиции в одном ресторане. Если ты хотел быть chef de tournant в мишленовском ресторане (повар, задача которого — быть в нужный момент ассистентом любому из поваров, одна из самых низких позиций на кухне. — BFM), ты должен был отработать минимум два-три года в одном ресторане и выучить все позиции. Ну, или прийти в этот ресторан уже chef de tournant. А сейчас ребята два месяца тут, три месяца там и все — сразу такой шеф-повар. Сейчас другой менталитет, другая обстановка.

Уиллиам Ламберти: Как-то раз нужно было отнести многоярусный свадебный торт, и мне шеф-кондитер говорит: «Только не крути его». А торт взял и упал. А что делать? Пришлось очень быстро включить голову. Взяли, что было, высота один сантиметр, как-то украсили. Можно сказать, что так появился стиль deconstructed.

Когда я работал во Франции, на кухне было мало сковородок и ножей, инвентаря на всех не хватало, и повара реально за сковородки боролись. Поэтому придумывали всякие ухищрения. Либо надо было приезжать рано утром, в 4-6 утра, или привозить сковородки из дома. Раньше было так. Когда мы работали в Германии, мой друг, который работал на соусах, выливал томатную пасту, делал заготовку в сковороде и саму сковородку прятал под кухню. А сам продолжал делать другой соус в кастрюле. Приходит сушеф: «Шайзе, где сковородки, чтобы мясо жарить?!» — а сковородка уже в соусе.

А еще была моя личная история со спаленными овощами, так что попробуете потом мой ризотто с пеплом из овощей, как только откроется мой новый ресторан Lumicino. Это блюдо родилось, когда я экспериментировал с обжиганием овощей. Главное — смекалка и быстрая реакция. Все зависит от человека.

Уиллиам Ламберти: Открытая кухня дает этикет. Ты должен себя вести более правильно. Не важно, открытая кухня или бэк, — ты все равно должен быть чистый и аккуратный, работать нормально. Для меня вообще без разницы, открытая кухня или нет. Этикет должен соблюдаться.

Уиллиам Ламберти: А почему нельзя поговорить про религию? Мое отношение с ней достаточно странноватое. В моей семье все католики — все как в фильмах про Италию показывают, очень религиозные. В 14 лет я понял, что это не мое. В семье по этому поводу даже были скандалы, они не понимали, как в такой религиозной семье вдруг оказался нерелигиозный ребенок. Начался поиск себя. Сейчас я симпатизирую больше в еврейскую сторону. Хожу в синагогу. Эта религия, на мой взгляд, более полная, всеохватывающая, есть больше объяснений и ответов на вопрос: «Почему?». Иудаизм — сложная религия, в ней очень много запретов. В Мицве (перечень основных религиозных предписаний. — BFM) 613 заповедей, это книга в 1500 тончайших листов. Но это очень мудрая религия. Любая религия — это политика, влияние на людей, каждый находит политику, которая лучше для него.

Уиллиам Ламберти: Идея названия принадлежит моему партнеру Зурабу, он даже больше итальянец, чем я. Я всегда иду от концепта, внутренней истории ресторана и подходящего концепции красивого интерьера. У меня в голове много концепций, и часть даже уже оформлена в презентациях.

Вдохновение приходит и после поездок, и после взгляда на картину, после какой-то мелодии, после таких вот посиделок, как сейчас на даче. Когда я заметил, что русские любят собираться на кухне, родилась концепция Uilliam’s: я хотел, чтобы приходили на мою кухню, поэтому и столики там стоят так близко. Как будто они на моей кухне. Атмосферу нельзя подделать, и гости всегда чувствуют, что ты от них хочешь: эмоций или денег. Потом мы смотрим помещение, локацию, архитектуру пространства, и я понимаю, здесь подойдет эта концепция. Изначально Lumicino хотели делать как кофейню с выпечкой. В этом помещении на Никитской улице, дом 58, изначально была хлебная лавка. Потом посчитали — прослезились.

Я решил, что это должен быть ресторан про мои путешествия, мою жизнь, мой личный опыт от начала карьеры до сегодняшнего дня, блюда из моей карьеры, путешествия моей семьи. Мало кто знает, но я родился в Германии. Потом жил в Италии и во Франции, 25 лет живу в России. Я считаю себя человеком мира. Также там будут блюда по рецептам семьи Ламберти. Например, карпаччо из киви и цукини. Цукини на Сицилии могут достигать гигантского размера в полтора метра, а киви мне мама давала в школу. Киви для нас была экзотика, они безумно дорого стоили. Денег особенно не было, но мама всегда покупала эти фрукты для нас с братом.

Уиллиам Ламберти: Да, вот так вот. Будут некоторые блюда, которые я готовил у Новикова и других шеф-поваров. Будет интересная история, которой больше нигде нет. Будет паста с мясными тефтелями, тушенными в томатном соусе, которую мама готовила каждое воскресенье. Блюдо «Мидии, которые вернулись из Индии» — паста с мидиями в карри. Это блюдо я придумал в 2002 году, и ко мне пришел очень известный итальянский критик, давал мне хорошие советы по специям. Потом он пришел ко мне спустя 15 лет, уже в Uilliam’s в Москве. И написал очень хорошую статью, ему все понравилось: и еда, и сколько людей было, и атмосфера. Будет лазанья с потрохами курицы — такое редко где в Москве найдешь. Ризотто, которые мы делали у Мар­ке­зи в его трехзвездочном ресторане. Суп с 13 видами рыб — это блюдо будет готовиться по предварительному заказу, рыба будет по сезону. Итальянский рыбный суп — это всегда сезонно, что поймал, то и приготовил. Рыбу у нас дома в Анконе продавали ящиками — «улов за день». В ящике, помимо разных рыб, могли быть и лангустины, и креветки — что Нептун в тот день послал. Когда Ольга была беременна Настей, я много раз ходил на море, огромный ящик с такой рыбой килограммов на десять стоил 50 евро. Большая часть меню будет готовиться на гриле. Будет печь для пиццы. И гриль, и печь — все на дровах. Печь будет красивая, как Ferrari. Я для пиццы люблю тесто, которое стояло на закваске два дня. Вообще, мои две любимые пиццы — «Маргарита» и «Четыре сыра». Завтраки тоже планируются, но начнем пока с дневного режима. Ну, конечно же, атмосфера: этикет, фирменные стаканчики, папка меню, папка для чеков. Эстетика очень важна, но главное — вкус блюда.

Уиллиам Ламберти: Мама купила нам с братом спортивные костюмы. Не помню, где она была в тот день, куда-то пошла… Мы с моим братом смотрели телевизор на кухне, а я решил готовить попкорн. Такой молодец! Взял сковородку, зажег конфорку на полную мощь, готовлю попкорн. Собирался уже снимать, в своем новом спортивном костюме, слишком близко подошел к плите и опалил костюм на груди. А сковородку уже взял в руки. Не знаю, куда ставить, не знаю, что делать. Поставил сковородку на такой маленький декоративный коврик, который был около плиты. И он тоже загорелся. От мамы, конечно, получил по башке. Костюм-то был новый, только два-три дня. Вот мое первое блюдо: «попкорн и нагоняй от мамы».