«Я бы все-таки сказал, что это решение экономическое, и двигают меня к этому два фактора. Первый фактор связан с тем, что у банка России значительно больший объем инсайдерской информации, которая нам, простым смертным, недоступна, включая аналитиков. Поэтому вполне возможно, что у них есть данные, которые свидетельствуют в пользу такого решения. И второе, о чем тоже можно говорить: Центральный банк не может быть индифферентным к экономической ситуации, к тому, что происходит в реальном секторе экономики, и вполне возможно, что на горизонте трех-шести месяцев Центральный банк увидел угрозу резкого экономического замедления, связанного с потрясениями не в финансовом, а в реальном секторе».

«Я не думаю, что инфляция вернется точно так же, как она скакнула под воздействием более низкого курса рубля. Просто потому, что в оценки товаров и услуг, связанных с импортом, закладываются большие риски. И в расчетах, в головах уже сидят совершенно другие цифры, нежели, скажем, еще месяц назад».

«Это в первую очередь российская специфика, потому что на сегодняшний момент такой организованный рынок в России, наверное, не дает сверхрезультатов или сверхвозможностей для извлечения прибыли. Изменение структуры российской экономики, изменение направления финансовых потоков приводит к переоценке тех активов, которые, может быть, не очень заметны, может быть, раньше на рынке не появлялись. Это перераспределение собственности, которое идет сейчас в связи со структурной трансформацией, оно и является источником ценностей, дохода для финансовых бизнесов, сидящих на этом перераспределении. Вполне возможно, что там возникают сверхдоходы, которыми соответствующие организации делятся с профессионалами. В последние годы был противоположный тренд, когда мы шли от активных форм инвестирования и подбора активов на глазок к более автоматическим, пассивным формам, когда люди инвестировали в индексы, усредненные показатели. На сегодня мы в России переживаем такую стадию развития финансового рынка, при которой возникают возможности сверхприбыли, но как обычно сверхприбыль связана с высокими рисками».

«На фоне 30 с лишним трлн рублей бюджета 500 млрд — это вещи, которые не слишком ощутимы, с моей точки зрения, они в пределах традиционной ошибки, поэтому никакой принципиальной роли это не играет. Будут больше внутренние, ненефтегазовые доходы, а меньше нефтегазовых, поэтому происходит перераспределение, но оно, естественно, не носит драматического характера — все в рамках технической правки, нежели принципиального изменения параметров бюджета. Поскольку у нас структура расходов закрыта, мы не знаем, на что, и можем только предполагать, там в основном рекомендации по доходам и по дефициту бюджета. То есть дефицит становится чуть больше — меньше отчислений в Фонд национального благосостояния. Все остальное может остаться так, как было раньше».

«Понимаете, у России вообще какая-то несчастливая судьба свободных экономических зон. Несколько лет назад был отчет Счетной палаты, которая жестко прошлась по этим практикам. Выяснилось, что они вообще не принесли никакого позитивного результата. Привязка к расположению тех или иных производственных активов вполне может свидетельствовать о том, что требуются специальные усилия для того, чтобы инвесторы пришли и стали работать с этими активами. Вот если это удастся, как это удалось в свое время в Калуге — запуск кластера, — то, вполне возможно, какой-то позитивный результат будет».