«Я думаю, что абхазская сторона пошла логичным путем: она пытается быть абсолютно формальной. Когда Россия никакой публичной позиции не предъявляет, но возникают какие-то шероховатости, соответственно, возникает запрос на некое публичное обоснование, потому что рефлексия по публичному обоснованию может породить какие-то движения и более четкую позицию, и более четкие решения. Плюс, адресатом является кабинет министров, который все-таки не несет политической ответственности в отношениях с Абхазией сейчас в полной мере. Тут, наверное, является отчасти драйвером экономическое крыло инвестиционных соглашений, но до конца не понятен объем его полномочий. Проблема с финансированием — это шпилька со стороны правительства или большое политическое решение, за которые готовы брать на себя ответственность все уровни власти? В целом мы видим, что в отношении со всеми постсоветскими странами Москва может быть достаточно категоричной, жесткой, но редко бывает последовательной и доводит ситуацию до конца, особенно в момент, когда наличие символического союзника в лице Абхазии психологически более значимо, чем денежные вопросы, потому что количество союзников у России за последние месяцы не выросло. Мне кажется, вероятность уступок с российской стороны по-прежнему существует, возможно, нет общего консенсусного решения, но настроя обесценивания итогов войны 2008 года у политического руководства России я пока тоже не наблюдаю. Абхазия — это еще одна Белоруссия, которая, как правило, хорошо понимает, как устроен партнер по переговорам, которая умеет и манипулировать, и настаивать на собственной автономии. Только в отличие от Белоруссии, в Абхазии периодически меняются элиты, но некие общие навыки, общие рефлексы манипуляцией позицией Москвы, я думаю, у абхазской элиты есть, хотя, возможно, не отточены настолько, насколько они отточены у Лукашенко».

«Пока мы видим, что основные заявления делаются представителями абхазских властей и Россия свои намерения не разъясняет. Россия включала разные финансовые рычаги в разное время в отношениях и с Белоруссией, и с Украиной, и с другими странами, но, как правило, эти кризисы не получались длительными, и Москва шла на те или иные уступки. Я бы не ожидал, что Москва будет торопиться с принятием решений, потому что в Москве сейчас не менее важно показывать появление пророссийской власти в Грузии. А для пророссийской власти в Грузии важна морковка — виртуальная потенциальная реинтеграция Абхазии в обмен на промосковскую позицию. Абхазия, как и Белоруссия, стремится сохранять все преимущества от взаимодействия с Российской Федерацией, но не слишком торопиться брать на себя какие-то обязательства».

«Понятно, что Абхазия для России такой немножко чемодан без ручки. С одной стороны, важно показывать, за что боролись, что военные действия в 2008 году были не просто так. С другой стороны, конечно, Абхазия гораздо более тяготеет к автономии, чем Южная Осетия и ведёт себя достаточно закрыто. Не очень торопится приветствовать российские инвестиции. Поэтому, с одной стороны, Москва технократически пытается инвентаризировать ситуацию, поинтересоваться, почему Абхазия, по сути, на бюджете России, но при этом максимально закрыта для российского бизнеса, для российских инвестиций: вы можете купить квартиру в Грузии, но не можете купитьнедвижимость серьёзную в Абхазии. С другой стороны, это накладывается на те вечные двигатели противоречий, которые все время существуют в абхазской политике».

«Это и Минэнерго, и «Роснано», и метрополитен, и новые дела по Самарской области. И обычно это бывает в двух случаях: либо если была какая-то отмашка, либо, наоборот, правоохранителям нужно обратить на себя внимание, показать пакет, показать свою заметность перед какой-то важной встречей или необходимость как-то еще о себе заявить. Что касается конкретики, она довольно разная, и всерьез ее оценивать сложно. Потому что у нас односторонняя ситуация, при которой правоохранительная система показывает свою версию событий, а адвокаты обычно скованы тайной следствия и не могут интерпретировать свою версию и давать полноценно свою точку зрения. Что такое взятка автомобилем Toyota? Это то, что теперь до коррупции везде добираются, или это то, что не нашли, к чему больше прицепиться при не самой очевидной и скандальной истории? И то, и другое вполне возможно».

«Я не думаю, что музыканты страдают меньше. Там, где требуются коллективные действия, запретить легче, это происходит, мы видим запреты концертов, срывы и так далее. Просто актерам трудно творить без коллектива, без контекста, без цены, без съемочной площадки, а музыканта, который записал мелодию, труднее контролировать, труднее блокировать, поэтому там, где технически ограничить музыкантов легко, это делается. Но полностью заблокировать музыкальное творчество сложнее, чем заблокировать появление новой продукции актеров».