Виктор Адров создал компанию по производству софта в 1993 году, когда не было ни слова «софт», ни понятия IT. Теперь это софтверная фирма, которая на протяжении своего существования поставляла продукцию в 80 различных стран мира. Как он начинал, чего добился и почему не хочет релоцировать бизнес, несмотря на многочисленные предложения?
Создатель и руководитель компании «Ракурс» Виктор Адров. Фото: racurs.ru
Виктор Адров, создатель и руководитель легендарной компании под названием «Ракурс», дал интервью Business FM. С ним беседовал главный редактор радиостанции Илья Копелевич.
У нас в гостях Виктор Адров, создатель, руководитель небольшой, но известной в своих кругах, причем далеко за пределами России, компании под названием «Ракурс». Компанию Виктор Адров создал в 1993 году, и она занимается программным продуктом, который обеспечивает то, что называется геопространственные данные, то, на чем сейчас в значительной степени строится абсолютно вся экономика, будь то автопилотный транспорт, будь то строительство, проектирование чего угодно. Сколько у вас человек в компании?
Виктор Адров: 51.
Всего-то, да. Но я просто давно с вами знаком и знаю не из рекламных проспектов, а из жизни, что на протяжении очень многих лет свою продукцию, то есть свой программный продукт, вы поставляли в 80 стран мира. То есть 50 человек и 80 стран. Чуть-чуть расскажите, как вы вышли на внешний рынок?
Виктор Адров: Когда в 1990-е годы с коллегами мы работали в Академии наук, у нас были какие-то наработки. Стояла нравственная дилемма: продолжать работать в Академии наук, создавать свое предприятие или уезжать куда-то за границу, вот мы пошли по пути создания своего предприятия, и волею судеб попали в эту интересную нишу — создание фотограмметрических систем, и при этом, когда мы начали создавать свои первые программы, мы абсолютно не понимали, можно ли продавать в те годы программное обеспечение. Ну как вы понимаете, люди, работающие в Академии наук, привыкли, что конечной их продукцией является хорошо написанная статья, какие-то наработки, и за это платят гарантированную небольшую, но сильно гарантированную зарплату. Причем я очень сильно вас удивлю, что первые программные системы, которые мы делали, абсолютно не были связаны с геопространственной информацией. Мы делали системы трехмерные, которые обрабатывали данные, полученные с томографических приборов, и возникла идея сделать медицинскую стереообработку, и на одном из совещаний тогда один из однокашников по институту предложил как раз: а не хотите ли вы попробовать обрабатывать аэросъемку, потому что там тоже требуется стереообработка. И когда мы сделали первую систему, это было совершенно удивительно, пошла какая-то слава, что ребята сделали что-то крайне интересное, и как-то мне позвонил один из моих друзей по институту и сказал: вот тут француз хочет посмотреть, что вы делаете. И он привез человека из посольства Франции, которому мы показали свои результаты, он был очень сильно впечатлен, и в результате мы начали создавать это программное обеспечение, только на английском языке. А наши французские коллеги, как ни странно, очень высоко оценили это программное обеспечение, потому что это действительно был какой-то значительный шаг вперед относительно конкурентов, и в результате была создана первая программная система. Дальше мы придумывали что-то свое, они говорили, что это тоже хотят продавать, а мы говорили: тогда, ребята, нужны еще инвестиции.
Они стали вашими продавцами?
Виктор Адров: Они стали нашими продавцами. И у нас был подписан первый замечательный договор, согласно которому мы имели все права продавать в России и в мире, они имели права продавать в мире и должны были выплачивать нам огромные роялти, практически весь софт оставался нашим. Тем самым получилось, что мы ворвались вначале на зарубежный рынок, а российского рынка мы еще не знали, его еще не было.
Давайте от тех давних времен перенесемся в относительно наше время, потому что сейчас экономика геопространственных данных, как все знают, это одна из важнейших вещей в создании современной цифровой экономики, потому что когда автопилот «Яндекса» едет по Москве, он пользуется точными геопространственными данными, когда идет стройка, то каждый сантиметр, на котором располагается то или иное перекрытие, установка, что угодно, фиксируется с помощью датчика. Потребители в основном промышленные: строители или разработчики логистики, очень много. Как вы чувствовали себя уже на другом абсолютно этапе развития этой отрасли, когда наш рынок был открыт? Надо ли было бороться за внутренний рынок с тем же Hexagon?
Виктор Адров: Вообще на российском рынке вначале мы были практически монополистами, потому что коммерческих систем цифровой фотограмметрии, работающих на персональном компьютере, не было, это был период брожения, период 1990-х годов. Потом, как вы понимаете, весь мир развивается одинаковым образом, мы прекрасно знаем с десяток мировых компаний, включая упомянутую вами Hexagon, правда, она появилась уже, наверное, в этом веке, когда компания купила американскую Intergraph и швейцарскую Leica. И мы начали выставляться на зарубежных выставках, друг друга все знали, знали, кто и как развивается, начали происходить какие-то предложения о поглощении. Например, в конце XX века канадская компания DVP делала что-то на персональном компьютере. Ведь все вот эти гиганты считали, что на персональном компьютере сделать фотограмметрию не получится, ориентировались в основном на достаточно тяжелые вычислительные средства. Там только либо на рабочие станции, либо вообще тяжелые компьютеры. Допустим, те же самые канадцы пригласили в гости к себе и тоже предлагали вариант, что либо мы полностью будем работать на них, либо вообще туда уедем, либо вариант — давайте обмениваться какой-то информацией. Но опять выяснилось, что мы немножко быстрее развивались, чем они. Вот сейчас, последние лет десять, зарубежный софт мы на рынок не пускали. Вплоть до того, что были предложения от французов, которые сделали интересную систему Pixel Factory, это очень ориентированная, бесконечно производительная система. Они приезжали тоже к нам со словами: а давайте вы будете продавать нашу могучую систему. На что в результате в конце переговоров я им сказал: ребята, я сделаю все возможное, чтобы ваша система не появилась в России. Ну вот если сейчас смотреть на тот рынок, который существует, на тех потребителей фотограмметрических систем, которые существуют сейчас, то я думаю, что конкуренция происходит только между российскими системами в нашей области внутри России.
Но вы-то были представлены именно на международном рынке. У вас выручка больше была экспортная или российская?
Виктор Адров: Наверное, сравнимая. Российская больше из-за того, что уже возникали специализированные вещи, НИОКР, когда это не продажа коробки и софта, а под конкретную работу.
Для линий высоковольтных передач, железной дороги?
Виктор Адров: Да, для «Роскосмоса», для Министерства обороны и так далее. А вот в мире все друг друга знали, и там уже возникала конкуренция. Из России было конкурировать крайне тяжело. Допустим, на европейском рынке мы достаточно успешно начали работать, было несколько попыток начать работать всерьез на американском рынке, но для маленькой компании, как мы, американский рынок практически невозможен. Одно время у нас самым успешным рынком была Индия. Но это все определяется наличием партнера. Из России работать с таким софтом, которому надо обучать, надо показывать, требует очень хорошего партнера в стране, поэтому ты очень сильно зависишь от этого партнера. Когда у нас в Индии был очень сильный партнер, который проводил специализированные семинары, обучал, ездил по Индии, показывал наш софт, там было большое количество продаж. Сейчас индийский рынок практически для нас нулевой, оттуда нас наши конкуренты вытеснили. В то же время взять, допустим, китайский рынок, у нас вначале постоянно возникала какая-нибудь китайская команда, которая хотела продвигать наш софт, и продажи были там совершенно нулевые, потом третьим или четвертым был дилер, который стал реально работать.
То есть если бы вы появились не в 1993 году, а в 2010-2012 годах, вы были бы образцовой инновационной компанией софтверной, всего этого просто в терминологии не было, а по факту было. Теперь давайте к нашей сегодняшней жизни. Вы стопроцентно софтверная IT-компания, да?
Виктор Адров: Да. Аккредитованная IT-компания, хотя у нас есть еще в нашей группе компания, которая занимается уже сервисом на основе нашего программного обеспечения. Мы специально так разделили бизнес, чтобы одна компания была IT, софтверная чистая компания.
Соответственно, когда началась частичная мобилизация, как-то это затронуло вас, все сработало так, как в отношении IT-компаний объявлено?
Виктор Адров: Хороший, резкий переход в современную жизнь! Да, первое, конечно, что мы сделали, мы начали изучать все законы про IT-компанию. Слава богу, что мы получили все необходимые документы от Минцифры, и специальные люди в нашей компании, которые отвечают за все административные вопросы, сделали правильное количество документов нашим сотрудникам, в общем, наших сотрудников не привлекали по частичной мобилизации.
Но вы же вообще не чужой человек в этих краях, вы с «Роскосмосом» работаете, вы и с Министерством обороны работаете, с главным топографическим управлением.
Виктор Адров: Это называется Военное топографическое управление Генштаба.
То есть вы фактически почти в оборонном секторе находитесь?
Виктор Адров: Более того, мы фактически находимся в оборонном секторе, поэтому у нас есть дополнительные льготы, связанные с тем, что мы участвуем в выполнении гособоронзаказа.
Вы занимаетесь созданием программного продукта, который обрабатывает результаты космической или аэрофотосъемки, или просто любого зондирования земной поверхности. Прекрасно, что этот софт, да еще такой продвинутый и успешный на международном рынке, десятилетиями существует в нашей стране. Помимо этого существуют камеры, которые с высоким разрешением должны снимать, помимо этого существует еще целый набор технического оборудования. И как с этим всем комплексом после того, как мы попали под жесткие санкции?
Виктор Адров: Если идти сверху по данным авиационного зондирования, начнем с космоса. Огромные проблемы, надо здесь быть честными, создались из-за того, что с рынка ушли американские и французские компании, с которыми мы очень тесно работали. Но рынок пустым не бывает, на их место пришли китайские компании, которые раньше были гораздо менее активны и гораздо позже вошли на российский рынок.
А наших спутников не хватает для решения наших задач по картографированию?
Виктор Адров: Вынужден обидеть наших друзей из «Роскосмоса», к сожалению, наша орбитальная группировка сейчас не закрывает все нужды картографического рынка, то есть не закрывает совсем. У нас в последнее время нет спутников сверхвысокого разрешения, которые нужны на картографическом рынке. У нас есть спутники мониторинговые, работающие по чрезвычайным ситуациям, которые на картографическом рынке практически не используются. По этой причине, если идти от космоса, я не буду здесь много бравировать терминами, российский космос не устраивает конечного потребителя. С уходом американской и французской компаний Maxar Technologies и Airbus остались китайские только.
Название Maxar сейчас в информационном поле очень часто мелькает.
Виктор Адров: Да, Maxar работает на наших противников, а до этого они были нашими большими друзьями. Сейчас доступны с точки зрения космоса только китайские снимки. Но надо сказать, что Китай запускает чуть ли не каждую неделю спутники дистанционного зондирования, и эти спутники становятся все лучше и лучше и точнее и точнее, и я думаю, что, когда закончится специальная военная операция, Maxar Technologies и Airbus захотят возвращаться, им будет возвращаться тяжелее, потому что китайцы очень хорошо садятся на российский рынок. Дальше идем, профессиональные камеры — здесь ситуация крайне тяжелая, вы тоже это знаете, что в России не производится профессиональная аэросъемочная аппаратура, она производилась в Советском Союзе. Когда в 1990-е годы мы решили, что у нас будет разделение труда, и мы будем производить нефть и газ и продавать ресурсы, и покупать все, что нам потребуется, к сожалению, эта схема не сработала и не работает сейчас.
Еще в 1970-1980-е годы, если советский турист ехал за границу, то фотоаппарат «Зенит» он там продавал за живые деньги, и тот всегда пользовался спросом. Софта тогда у нас вообще не было. Ваша компания создала программный продукт, который отвечает всем требованиям, присутствует на мировом рынке. Оптика у нас была, у нас есть люди, которые в этом разбираются, было какое-то оборудование, которое позволяет это делать. Почему программы мы создали, а оптику потеряли? Как философски это объяснить, что мы такое потеряли, что мы не можем хотя бы это воссоздать?
Виктор Адров: Этот вопрос не ко мне, мне здесь тяжело отвечать, почему эти заводы ушли. Я думаю, что во многом эта проблема состояла в глобальном разделении труда. Потому что, во-первых, помимо оптики там нужна еще цифра, нужны еще цифровые матрицы, нужна, как вы понимаете, сейчас нет аналоговых приборов.
Дело не в оптике, дело в чипе?
Виктор Адров: Да. В цифровой матрице, которая преобразовывает световой сигнал в цифры и проводит дальнейшую обработку. Этого нет у нас, нет в большинстве стран мира, как правило, это производит одна страна, у которой остальные покупают и создают свои камеры.
А китайские камеры есть?
Виктор Адров: Отличный вопрос. Китайские камеры есть, и я не исключаю совершенно, что китайские камеры тоже появятся скоро на нашем рынке. Потому что на выставках все больше и больше появлялось китайских камер. При этом китайские камеры тоже, как правило, делаются в Китае, но много комплектующих идет с глобального рынка. Были, появлялись российские камеры, лет десять назад, и в Зеленограде делали камеру для специальных целей, я не исключаю, что, может быть, этим будут заниматься, но мир поменялся так резко, что те заводы, которые не стали производить эти камеры, потому что не видели рыночной перспективы, сейчас, возможно, работают на другие задачи, которые были актуальны уже в свете решения задач специальной военной операции.
Создание, скажем, БПЛА.
Виктор Адров: Да, создание чего-то. Кстати, вы тоже хорошую тему подняли — БПЛА. В России производится большое количество беспилотных аппаратов. Но когда они используются для геодезических целей, они, как правило, используют зарубежные камеры, но эти камеры бытовые, здесь проблем нет. Я думаю, что с точки зрения использования беспилотных летательных аппаратов для решения картографических, геодезических задач, здесь проблем нет. Причем наши компании очень сильны и на зарубежном рынке. Я думаю, что мы потеряли больше всего не нишу БПЛА, а вот ниши профессиональных камер у нас нет совсем, и тяжело с нишей космических данных.
Очень коротко. В целом этот процесс создания и мониторинга геопространственных данных, о значении которого мы не будем лишний раз говорить, нарушен этими технологическими санкциями?
Виктор Адров: Он нарушается. Пока мы на запасах, дальше будет зависеть от времени. Завтра — не знаем. С точки зрения космоса, нарушен, но произошло уже замещение, с точки зрения съемки профессиональными камерами, мы держимся пока на запасах.
В вашем бизнесе исторически так сложилось, что на международных рынках вы много зарабатывали. После изменения всей геополитической ситуации, как конкретно это сказалось на вас? Потому что сфера, в которой вы работаете, чуть ли не двойного назначения.
Виктор Адров: Да, во-первых, экспорт усложнился из-за того, что российская торговая марка становится сейчас крайне токсичной прежде всего в европейских странах, как принято называть, в недружественных нам странах. Дальше возникает проблема экспорта. Экспорт — это логистика, во-первых, во-вторых, бюрократия — требуемое количество документов, в-третьих, это финансы. С точки зрения экспорта программного обеспечения, тяжелые программные комплексы типа нашего, как правило, защищаются от пиратства специализированными ключами, которые опять-таки мы получали из-за границы. И сейчас экспорт этих ключей крайне тяжел, потому что тяжело получить сертификат российского происхождения для официального экспорта из России. Далее, как правило, когда софт официально поставляется, он должен был поставляться по быстрой почте, как вы знаете, DHL, TNT и так далее, которые сейчас не работают. Российская почта пока полностью этого не заменяет, то есть совсем. Это Европа, в Китае что-то получается, но тоже эти проблемы существуют. Дальше проблема оплаты. Как вы знаете, многие зарубежные компании вынуждены были уйти с российского рынка из-за финансовых сложностей, то есть мы научились получать деньги из Китая в юанях, но оплата из-за границы идет крайне тяжело.
Было сложно научиться?
Виктор Адров: Мгновенно, вообще никаких проблем, было очень просто. Просто до этого мы с Китаем работали в долларах. Счет в юанях открывается в любом банке, проблем никаких. И, естественно, возникают логистические сложности, сложности мелкотехнические, финансовые. У нас всегда традиционно были еще бюрократические сложности, но это совершенно страшная тема, про которую можно говорить очень долго. Как-то однажды мы посчитали количество документов и количество времени, которые нам потребовались еще до начала специальной военной операции, чтобы отправить и провезти через таможню программное обеспечение, которое закупалось Чехией. У нас это заняло три месяца и порядка 40 различных документов в разных организациях. Наша бюрократическая система, поддерживающая экспорт, крайне тяжела для динамичного рынка программного обеспечения. То есть страна у нас не ориентирована на экспорт высоких технологий, к сожалению, это очень большая проблема, и ее надо решать не сейчас, а когда мы будем возвращаться на мировой рынок. Но эта проблема была всегда страшная, и мы иногда проигрывали нашим зарубежным конкурентам из-за забюрократизированности процесса экспорта.
А если бы вы просто взяли и релоцировались? Причем вам даже не надо было бы искать свои ниши на международном рынке, они у вас уже были. Есть и имя, вам уже столько лет, и клиенты, и покупатели, и опыт, и дилеры — в общем, все, взять и переехать, хоть даже недалеко, хоть в Армению?
Виктор Адров: Это вопрос индивидуальный, многие компании так и делают, но вот как-то не хотелось. Мы так долго гордились тем, что мы российский экспортер высоких технологий, хотя эти предложения были и раньше, мы раньше на эту тему тоже задумывались, нам предлагали продавать софт не как российский, а как, допустим, от Франции той же еще на ранних этапах. Например, те же самые китайцы, которые сейчас очень сильно тоже занимаются проблемой импортозамещения, очень хотят сделать так, чтобы Photomod — наша торговая марка — стала китайской, то есть тоже на эту тему задумываемся.
Кстати, что за продукция, а то некоторые сейчас запутаются. Это то, что вы продаете, называется Photomod?
Виктор Адров: Да, то, что мы продаем, это наша торговая марка, которая зарегистрирована в нужных странах, которая широко известна крайне узкому числу профессионалов в мире. Но это вопрос нравственной дилеммы, как принято говорить. Не хочется пока релоцироваться, хотя многие так поступили.
Специалисты у вас уехали?
Виктор Адров: Малое количество, да, есть кто-то из молодежи. Они дистанционно работают.
Хотя вы-то защищены.
Виктор Адров: Программист — это очень своеобразная психологическая личность. Это люди, как правило, одинокие, они общаются с себе подобными, если себе подобные рванули туда, они все рвут туда же. В общем, это особенность профессиональных программистов.
Экономически ваша компания с учетом новостей как себя чувствует: лучше, хуже, уверенно, не уверенно? Иностранные компании, которые часть рынка занимали с продуктами-конкурентами, ушли ведь.
Виктор Адров: Потери иностранных рынков беспокоят скорее, ну и вообще, вы же прекрасно понимаете, что сейчас потеря бюджета идет.
А большие наши компании, которые тоже геопространственные данные активно используют — РЖД, газо-, нефтедобыча?
Виктор Адров: Они все больше в последнее время ориентируются на покупку конечных результатов, а не программного обеспечения. Опять-таки у нас в России происходит укрупнение и монополизация рынка получения пространственных данных. Допустим, созданная в последнее время правовая публичная компания «Роскадастр» практически начинает монополизировать рынок. Есть рынок софта, есть рынок сервисов, услуг, и вообще есть рынок. Если ранее на рынке было много достаточно мелких компаний, которые являлись нашими клиентами, то сейчас этот рынок картографических работ очень сильно уменьшается. И уменьшается количество компаний, которые становятся потребителями нашего программного обеспечения. Просто в России стало меньше рынка, стало больше монополизиации. Это процесс такой. Я хочу закончить на чем-то оптимистичном: российский софт существует, российские компании, которые им занимаются, готовы заниматься и конкурируют в мире. И рано или поздно мы опять станем работать на мировом рынке. Мы будем работать и будем возвращаться, мы оттуда не уходим, будем активничать. А сейчас не все просто на российском рынке.
