Лукашенко: Крым де-факто и де-юре российский

— Крым де-факто, я тогда еще сказал, — это российский Крым. Тогда, по-моему, был, не был референдум, я не помню, после референдума и де-юре Крым стал российским. Мое посещение Крыма, на что имею полнейшее право, под чьим бы оно там протекторатом, руководством и чей бы ни был Крым, — это и мой Крым. Впервые на море я побывал в Крыму. Это и мой Крым, понимаете? Мне президент предложил: давай когда-нибудь...

— Махнем.

— Так было и сказано. Если президент уже туда приехал с президентом России, слушайте, какие еще могут быть признания? Ни для меня, ни для Путина это не секрет. И более того, это просто какой-то вопрос, которого не существует. Между мною и Путиным такого вопроса нет.

— Эта тема чисто символическая, она ничего не означает, кроме желания России подчеркнуть лояльность Лукашенко, а его попытки эту лояльность по возможности не подчеркивать. И отсюда вот это изворачивание его на протяжении длительного времени, когда он и не отрицает, и не подтверждает. А с нашей стороны его подведение постепенное к тому, чтобы он действием это признал. А действие — это визит в Крым по приглашению Путина. Думаю, что в конце концов это произойдет, потому что уже теперь в нынешней ситуации, в нынешней расстановке силы приоритетов уже, как говорится, снявши голову по волосам не плачут, и изображать многовекторность посредством дистанцирования — признание российским Крыма — уже нет смысла для Лукашенко. Но тут никакого содержания иного я не вижу.

— Украина, как вам кажется, отреагирует как-то на эти заявления?

— Ну, естественно, отреагирует. Она скажет, что Крым украинский, а Лукашенко диктатор нелегитимный. Ну да, и дальше что?

— Про минский формат хочу у вас спросить. Он и так уже умер, но вот теперь, получается, Белоруссия совсем из него выбывает? Ну, не то что теперь, а в принципе она из него выбывает. Новый формат какой-то возможен или пока все просто подвешено?

— Ну, нет, а какой может быть формат при отсутствии какого бы то ни было желания что-либо обсуждать, и да, действительно фактическом исчезновении юридической базы для этого. Минским же он стал, в общем, случайно, он мог быть каким-то другим. Вообще, дело не в том, как он называется. А по существу, эти соглашения не выполняются и, видимо, уже не будут выполняться. Не случайно последние месяцы обсуждалась, постоянно выдвигалась на первый план тема «нормандского формата». Это совсем другое, это формат государств и другого состава. Но и с этим ничего не получилось, потому что явно все эти разговоры сейчас уже потеряли прежний смысл.

— Необходимо сразу понимать, что если он давал российскому телеканалу, скорее всего, это заявление направлено на российскую аудиторию. Признание ли это, мне достаточно сложно ответить на этот вопрос, поскольку, когда организованы регулярные рейсы «Белавиа» в Крым, когда, скажем так, один из городов Крыма станет городом-побратимом Минска, ну тогда можно говорить, что да. Мы де-юре признаем. Но в условиях, когда международным сообществом Крым не признается в качестве российской территории, в отношении него действуют санкции, действуют санкции даже в отношении компаний, которые сотрудничают с Крымом, очень сложно сказать о том, будет ли Белоруссия идти на шаги такие, чтобы признавать данную территорию... Вообще не знаю, честно говоря, как выглядит признание чьей-то территории де-юре. Потому что я знаю, как выглядит примерно признание, допустим, каких-то новых образований, допустим, как было с Косово, как, допустим, Россия продвигает Абхазию и Южную Осетию.

— Как вы думаете, последствия таких заявлений какие-то будут для Белоруссии, в ее теперь уже внешней политике?

— Конечно. Это будет очередным поводом для критики действующей власти со стороны Запада, опять прозвучат очередные заявления о том, что Лукашенко несамостоятелен, что он подконтролен РФ. Поэтому да, какие-то последствия будут. Но в условиях того, сколько уже было вылито, я не думаю, что это создаст какую-то критическую массу или еще что-нибудь.