Зуеву предъявили обвинение по делу о фиктивном трудоустройстве сотрудников в РАНХиГС. Ученые просят Путина отпустить его под домашний арест

«В нынешний момент нас, прежде всего, возмущает нарочитая жестокость следственных органов, суда и прокуратуры по отношению к человеку не просто заслуженному и пожилому, но и тяжело больному, перенесшему за последний год три серьезные операции — последнюю уже после предъявления обвинения. Зуев нуждается в пристальном врачебном контроле и постоянной корректировке лечения. Кроме того, у него на иждивении два несовершеннолетних сына, один из которых инвалид с расстройством аутического спектра, и очень пожилые родители (маме 94 года, отцу — 84). Все эти обстоятельства, бесспорно, говорят в пользу того, что на время следствия до окончательного суда (на справедливое решение которого мы очень рассчитываем) Сергею Зуеву должна быть выбрана мера пресечения, не связанная с заключением под стражу».

«Дело Зуева» заставляет нас беспокоиться и о судьбе возглавляемого им вуза, завоевавшего себе значительный авторитет и в России, и за рубежом. Более того, претензии, предъявляемые его ректору, могут быть предъявлены любому получателю бюджетных средств в сфере науки, образования или культуры. Когда-то российская власть призывала «прекратить кошмарить бизнес»; сегодня мы опасаемся, как бы происходящее с Зуевым и Шанинкой не стало бы одним из звеньев нового «кошмара» для российской науки и высшей школы».

— Человек очень болен. Преступление, если оно есть, экономическое, и понятно, что с этими экономическими преступлениями сложно бывает разбираться. То есть там обвинения какие-то такие, что были допущены нарушения в использовании денег по гранту. Но он умрет просто под арестом, ему только что сделали шунтирование.

— Вы с Сергеем Эдуардовичем как-то знакомы?

— Нет, у меня есть знакомые, которые работают в этом университете, коллеги, и несколько раз я отчеты не по этому гранту, а по какому-то другому лицензировала. По-моему, это отличное заведение, там высокий научный уровень и хорошие студенты, оно мне в принципе нравится.

— Каково ваше отношение к происходящему, если с чисто эмоциональной, человеческой стороны?

— У меня этот самый стих болтается в голове: «Есть времена — железные — для всех. И не певец, кто в порохе — поет. И не отец, кто с сына у ворот, дрожа, срывает воинский доспех. Есть времена, где солнце — смертный грех. Не человек — кто в наши дни живет». Это Цветаева, по-моему.

— По окончании следствия, разумеется, все материалы должны быть предоставлены участникам, в том числе стороне защиты, и уже в суде вызываются свидетели, дают показания. За исключением ситуации, когда в целях обеспечения безопасности свидетелей принимается специальное решение о том, что они дают показания под псевдонимом, тогда их личность скрывается. Это особое решение, связанное с обеспечением безопасности, но у меня нет оснований полагать, что в данном случае оно принято.

— Я так понимаю, что в итоге этих людей тоже могут обвинить в чем-то?

— Если их статус изменится, значит, им тоже предъявят обвинение, может, не такое шумное, не такое медиатизированное, может быть, кому-то уже оно предъявлено. И тогда их показания мы называем не показанием свидетелей, а показаниями других обвиняемых. И нельзя абсолютно исключать (у нас нет данных об этом, но гипотетически), что с кем-то из них могут быть заключены досудебные соглашения о сотрудничестве, то есть они будут заинтересованы в даче показаний в обмен на установленные законом преференции. Тогда это совершенно другая процессуальная ситуация.