Анатолия Чубайса настраивают на «зеленую волну». Комментарий Георгия Бовта

ЕС декларирует переход к «зеленой» экономике, при этом нет единой позиции о том, что она означает. Еврокомиссия намерена взимать плату с импортеров согласно фактическим выбросам парниковых газов. Политолог не исключает, что европейцы все будут считать в свою пользу

Анатолию Чубайсу поручено создать рабочую группу совместно с представителями ЕС по углеродному налогу. Это делается в рамках подготовки российского ответа на планируемый ввод Евросоюзом углеродного налога на ввозимые туда товары, который официально называется трансграничный корректирующий углеродный механизм (CBAM) Еврокомиссии. Согласно проекту, при ввозе в ЕС цемента, удобрений, электроэнергии, железа, стали и алюминия через несколько лет необходимо будет покупать специальные сертификаты, которые и будут аналогом углеродного налога. По оценке Минэкономразвития, дополнительная финансовая нагрузка для российских экспортеров составит до 50 млрд евро до 2030 года. Пока единой позиции России по этому вопросу нет, она в стадии обсуждения.

В прессе приходилось встречать разные оценки по поводу того, во сколько обойдется нашей стране задумка Евросоюза: от 1 млрд до 3 млрд евро в год, которые при этом лягут неравномерным бременем на разных экспортеров. При этом и внутри самого ЕС, который декларирует переход к «зеленой» энергетике, пока нет единой позиции по поводу того, что вообще считать таковой. Например, Франция, где более половины генерации электроэнергии приходится на атомные станции, выступает за то, чтобы АЭС считать если не «зеленым», то экологичным источником энергии. Схожая позиция у Швеции. А вот Германия, взявшая курс на закрытие АЭС, считает противоположным образом.

В России на долю АЭС приходится около 20%, и еще примерно столько же приходится на гидроэнергетику. Если в полной мере учесть этот фактор, то можно распределять между российскими предприятиями так называемые «зеленые сертификаты», которые подтверждали бы для ЕС потребление энергии из низкоуглеродных источников. Впрочем, термин «распределение» в наших конкретных условиях подразумевает большой субъективизм и нешуточный лоббизм: кто и как будет распределять и почем? Пока неясно.

Возникает и еще масса сопутствующих вопросов, которые напрямую влияют на рентабельность целого ряда ключевых для нашей страны отраслей. Отдельно также стоит обсуждать с ЕС и то обстоятельство, что Россия на большей части своей территории покрыта лесами, в отличие от Европы. Наши леса работают на экологию планеты, а не против нее, но европейцы, вдыхая, условно, наш кислород, учитывать это пока не хотят.

Пока Еврокомиссия намерена взимать плату с импортеров, исходя из их фактических выбросов парниковых газов при производстве продукции. Однако, во-первых, на сегодня нет систематического измерения углеродного следа на всех российских промышленных компаниях. Он существует, например, у некоторых передовых публичных металлургических компаний. Во-вторых, непонятно, станет ли ЕС вообще принимать данные российских производителей. Не исключено, что европейцы все будут считать в свою пользу.

Или еще, например, существует распространенное представление о том, что угольная энергетика самая грязная и ее надо сокращать. Во многих странах она и сокращается. Однако в Китае, Индии, Вьетнаме и Индонезии потребление угля только растет. Еще оказывается, что станции, построенные согласно высоким стандартам энергоэффективности, не так уж ужасны, особенно если учесть некоторые сопутствующие факторы «зеленой» энергетики. Например, в солнечной энергетике используется большое количество токсичных и взрывоопасных компонентов при изготовлении солнечных батарей. С проблемой их утилизации в массовом масштабе человечество еще, по сути, не столкнулось. Производство аккумуляторов в огромных количествах потребует резкого увеличения добычи лития, каковая тоже весьма не экологична.

Наконец, нельзя не учитывать вопрос цены. Пока что производство электроэнергии такими традиционным способами, как на угле или газогенерации, обходится дешевле примерно на треть, чем производить электричество с помощью ветряных станций, и почти в два раза дешевле, чем обходится ее производство с помощью солнечных фотоэнергетических станций. В этой связи вопрос о рентабельности продукции, производимой с помощью «зеленой» энергетики, становится риторическим.

Или, когда говорят, например, о солнечной энергетике, одни представляют огромные поля, уставленные солнечными панелями, а другие — крышу дома, покрытого ими и живущего по принципу самообеспечения. По второму пути, по пути так называемой микрогенерации, например, активно идут Австралия и Германия. На Зеленом континенте уже под три миллиона таких домохозяйств. Даже в Туманном Альбионе — Великобритании — под миллион. Однако для того, чтобы запитать, скажем, металлургический комбинат, надо покрыть солнечными панелями целую область. И больше эту землю ни под что не использовать.

Ну и, наконец, для того чтобы переоснастить энергетику под «зеленые» стандарты, надо будет для начала добыть и использовать огромное количество металлов и редкоземельных металлов, что, в свою очередь, потребует резкого, в разы, увеличения энергозатрат. Поэтому во всем этом деле нужна, во-первых, постепенность, во-вторых, рассудительность. Ну и к тому же надо учитывать, что часто за красивыми лозунгами насчет спасения и сбережения природы стоят намерения переложить плату за эту красоту на кого-то другого. Собственно, это и будет ключевой вопрос переговоров России и Евросоюза на данную тему.