Кроме того, в интервью Business FM глава Минэкономразвития сказал, что правительство не командует ценами
Фото: Александр Астафьев/ТАСС
Обновлено в 20:21
Глава Минэкономразвития Максим Решетников прокомментировал введение новых американских санкций. Он также заявил, что правительство не командует ценами. Об этом и многом другом Максим Решетников рассказал в интервью главному редактору Business FM Илье Копелевичу.
Мы начнем с темы малого и среднего бизнеса. Мы находимся на мероприятии в Калининграде, которое этой теме посвящено. Сейчас завершается период наблюдения по главной программе поддержки «ФОТ 2.0»: кредит под 2%, который не нужно возвращать вообще, государство его возвращает в том случае, если были выполнены условия по сохранению занятости на 90%. Сейчас уже можно хотя бы предварительно подвести общие итоги? Какие потери понес малый и средний бизнес? И какое количество предприятий выполнили условия, прошли этот период и смогут идти дальше?
Максим Решетников: Всего в рамках программы было заключено более 220 тысяч кредитных соглашений, и число рабочих мест, которые находятся под защитой этой программы, составляет 5 млн 200 тысяч. Эти параметры есть у нас в базе. Судя по тому, что мы пока видим на март, 98% компаний соблюдают те параметры, о которых вы сказали. Там на самом деле два параметра: 90% — это для полного списания и от 80% до 90% — для списания половины кредита. 98% всех компаний условия соблюдают. Это, конечно, существенно выше, чем мы предполагали, в том числе вследствие этого потребовалось выделение дополнительных средств, и правительство РФ в четверг как раз выделило 22 млрд рублей дополнительно на списание этих кредитов, и общий объем средств, который будет списан бизнесу, превысил 440 млрд рублей. Если быть точным, 443 млрд рублей.
Чему научили итоги этого периода, какие выводы можно сделать? Мы помним, что на этапе введения программ помощи все спотыкались, например, об ОКВЭД. Потом были другие трудные моменты. Все это происходило, с одной стороны, на ходу, с другой стороны — для предпринимателей было очень сложно вписаться в те формальные критерии, которые так быстро были на них обрушены.
Максим Решетников: Вопросы идентификации бизнеса действительно стали, наверное, одной из самых сложных проблем, которые выявились в ходе необходимости организации немедленной. Сейчас многие говорят о том, что надо было брать параметры по выручке, надо было подождать квартал, полгода, дождаться отчетов и потом решать, кому помогать, а кому нет. Наверное, если бы мы пошли таким путем, с точки зрения бюджетных расходов мы бы могли что-то сэкономить. Но с точки зрения ситуации, которая была в апреле-мае, год назад, когда действительно вводились локдауны и было непонятно, сколько это продлится и что будет дальше, нам показалось крайне важным введение именно таких мер. Первая мера, напомню, была принята по поручению президента — прямая финансовая поддержка бизнесу. Тогда 100 млрд рублей было направлено по факту на гранты малому бизнесу. И потом уже была запущена программа «ФОТ 2.0» в конце мая, а начала она действовать с июня. По факту это тоже грантовая поддержка, но при условии сохранения бизнесом рабочих мест через кредитный механизм. Значительную часть рисков по этой программе государство взяло на себя. Под 75% рисков было выдано поручительство Внешэкономбанка, по факту государственные гарантии. Поэтому мы с разных сторон обеспечили такой спрос и готовность банков выдавать эти кредиты. Что касается ОКВЭДов, мы внимательно анализировали эту ситуацию, разбирались и в ноябре, и в декабре, потому что, вполне возможно, нам такой инструмент может еще понадобиться, мало ли какие условия будут, и нам очень важно, чтобы он у нас был. И мы это обсуждали в том числе и с бизнесом. Но вообще, менять и уточнять ОКВЭДы — это обязанность бизнеса. Просто действительно предприниматели к этому относились... Этого просто не требовалось. Мы рассматривали варианты, как нам ужесточить требования, [думали] что надо менять ОКВЭДы, но мы поняли, что мы делаем два-три шага и уже приходим к тому, что ОКВЭД становится не заявительным и уведомительным порядком, а он может стать разрешительным: хотим ли мы, чтобы предприниматели вели свою деятельность только по тому ОКВЭДу, что заявили, и жестко контролировать соблюдение [требований]. Контролирующие органы, проверки и так далее. Мы на это на все посмотрели, с предпринимателями поговорили и поняли, что нам этого не надо. Лучше мы оставим этот режим, когда предприниматели сами фиксируют свой основной вид деятельности, вспомогательные виды деятельности, и мы, ориентируясь на их утверждения, будем потом предлагать им помощь. Другой момент, что мы тоже должны некоторые другие виды поддержки, помощи и так далее как-то с этим увязать. Например, если мы выдаем лицензию на торговлю алкоголем, очевидно, что один из основных ОКВЭДов должен быть «торговля». Если мы выдаем лицензию на образовательную деятельность, основной ОКВЭД должен быть «образовательная деятельность». То есть мы должны это привязать, плюс мы должны ОКВЭДы сделать едиными в разных наших системах учета. У нас ведь зачастую в налоговой один ОКВЭД, в фонде Соцстраха — другой, в Пенсионном фонде — третий, а статистика вообще самостоятельно присваивает ОКВЭДы, как правило, по средним и крупным промышленным предприятиям, исходя из номенклатуры продукции, которая выпускается. То есть там достаточно сложная система, и нам надо их привязать. Это задача, которую мы будем поэтапно решать, но я еще раз подчеркну, что каких-то срочных и кардинальных изменений мы, все проанализировав и детально проработав с бизнесом, сейчас не видим.
Сейчас заявлена программа под названием «ФОТ 3.0», потому что там кредиты под 3%, и, к сожалению, государственные субсидии уже не пойдут на погашение основного тела долга у тех, кто воспользуется программой, их направят только на субсидию процентной ставки. Почему вы думаете, что период, когда надо так помогать малому и среднему бизнесу, уже закончился? Раз, в принципе, эффективно сработала эта программа, что большинство предприятий в итоге сохранили штат, сохранили занятость, мы действительно не имеем всплеска безработицы в стране, у нас, наоборот, жутко не хватает рабочих рук, может быть, просто нужно продолжать? Это не такие огромные деньги в масштабах бюджета и тем более наших резервных фондов.
Максим Решетников: Коллеги, видимо, мы с вами по-разному оцениваем масштабы бюджета. На самом-то деле, 440 млрд рублей — это огромные деньги по масштабам федерального бюджета. Это, к примеру, половина всех государственных инвестиций федерального бюджета. То есть мы могли бы, направив их на строительство школ, мостов, дорог и так далее, в полтора раза увеличить объемы инвестиций. Нет, это были очень большие деньги, которые были предоставлены из федерального бюджета, это очень важно понимать. Поэтому, конечно, в таких масштабах продолжать программу мы не можем. Это в десять раз больше обычного бюджета поддержки МСП, чтобы мы понимали, на что пошло государство в тот сложный момент. Все эти программы стартовали как раз в самой зоне неопределенности — май-июнь прошлого года, когда было непонятно развитие ситуации, и, как оказалось, все это пришлось очень кстати, когда пошла вторая волна, сроки были определены по март этого года, и как раз во вторую волну бизнес держал занятость, потому что были эти программы. Поэтому это было необходимо. А то, что сейчас, «ФОТ 3.0», — это программа по дополнительной поддержке тех отраслей, которые не до конца восстановились. Мы сейчас, благодаря развернутой системе данных по контрольно-кассовой технике, которые налоговая служба собирает и предоставляет, мы используем эти данные в том числе и для анализа состояния секторов, особенно сектора МСП, по разным направлениям и понимаем, что общепит до конца не восстановился, туризм до конца не восстановился, сектор услуг до конца не восстановился. Мы выбрали, там у нас чуть больше миллиона рабочих мест. Если в той программе 5 млн, то здесь миллион. И дали возможность предприятиям как раз взять эти льготные кредиты. И вопрос даже не в том, что мы субсидируем эти кредиты. Вопрос в том, что 75% рисков по этим кредитам опять государство взяло на себя — в лице Внешэкономбанка. Вот это важно, потому что если не будет этих гарантий, мало какой банк даст сейчас кредит общепиту, который до конца не восстановился, у которого модель не всегда понятна. А когда три четверти рисков все-таки берет на себя государство, это совсем другая точка принятия решений.
Этой весной очевидно, что глобальная инфляция — главная проблема, с которой сталкиваются экономические власти страны. Мы, естественно, на бытовом уровне наблюдаем рост цен, прежде всего на продукты питания внутри страны. Мы прекрасно знаем, что практически все сырьевые товары во всем мире значительно дорожают, что неизбежно транслируется и на внутренние рынки. Как бы вы охарактеризовали общую причину и общие последствия этого глобального тренда и тот ответ на этот вызов, который сейчас выбирают наши экономические власти?
Максим Решетников: Вы абсолютно правы в описании ситуации. Действительно, причина нашей инфляции — это инфляция мировых рынков, в первую очередь, конечно, продовольственных товаров, но и не только, потому что практически все цены на commodities, биржевые товары растут. Это следствие той мягкой денежно-кредитной политики и тех бюджетных дефицитов, которые большинство стран по итогам ковида сейчас имеют. Поэтому рынки насыщены деньгами, в ряде случаев цепочки производства прерваны или есть какие-то сбои, поэтому есть вопросы и по товарным поставкам. И все это, конечно, оказывает существенное давление на цены — и объективное, и субъективное, много спекулятивного капитала, поэтому любые небольшие вопросы, связанные с колебаниями спроса или предложения, тут же гипертрофированно трансформируются в цену. Очевидно, с этой ситуацией нам придется жить в ближайшее время. И, конечно, мы проводим политику по нивелированию влияния внешних цен, особенно продовольственных цен, на наши рынки. В чем это выражается? В первую очередь в выстраивании так называемых демпферов, то есть когда мы через экспортные пошлины, по сути, устанавливаем разрыв внешних цен, цен на экспорт и цен на внутренних рынках. Мы ввели такие пошлины на зерно, на подсолнечное масло и на семечку. То, что мы сделали по пшенице, мы видим, сейчас нам обеспечило желаемое: тот самый разрыв в ценах. С другой стороны, мы, конечно прибегли к прямому субсидированию: то, что сейчас мы имеем в сахаре в первую очередь и в том же подсолнечном масле бутилированном, когда мы дотируем производство. Конечно, это те инструменты, которые давно в нашей экономической политике не применялись, и мы рассматриваем это не как целевую модель, а как вынужденную. При этом все средства, которые бюджет дополнительно получает от экспортной пошлины, будут направлены сельхозпроизводителям, чтобы мы поддержали хорошую рентабельность в этом секторе с тем, чтобы дальше шли инвестиции, объем сельскохозяйственного производства рос. Для нас это крайне важно — и для насыщения внутреннего рынка, и чтобы удержать экспортные позиции. При этом мы понимаем, что не все сможем нивелировать, поэтому очень важно развивать формы адресной, социальной поддержки, чтобы люди с низкими доходами получали дополнительные выплаты, и с прошлого года это активно развивается, выплаты на детей, например, от трех до семи. Это меры адресного характера, и в этом году их доступность увеличилась. Плюс развивается механизм социального казначейства, чтобы более адресно, более точно оценить доходы людей и понять, где у нас есть эта бедность и каким наиболее эффективным образом настраивать нашу систему социальной поддержки. Но, конечно, возникает вопрос не только по продовольственным рынкам. Ставятся вопросы по рынку металла, но тут наша позиция гораздо более сложная. Мы считаем, что демпферы в этой сфере, к сожалению, невозможны, потому что мы находимся в Евразийском экономическом союзе, у нас открытые границы. И если пшеница идет на экспорт через наши порты и другие способы экспорта в большом объеме нецелесообразны и мы понимаем, что удержим ситуацию, то, например, с металлом это крайне сложно. Уйдет через границы — раз, второе — номенклатура металлургической продукции, там сотни, тысячи наименований. Если предпринимать какие-то попытки регулирования, по сути, мы сразу вызовем дефициты той или иной продукции. Поэтому понимание такое есть, и здесь мы работаем в режиме также мягкой переговорной позиции. Во-первых, наши производители тоже понимают необходимость поставок на внутренние рынки и ответственно себя ведут. С другой стороны, мы не в состоянии полностью защититься от этих колебаний и не должны, потому что тем самым нарушим основы нашей рыночной экономики, все то, что мы выстраивали последние десятилетия. В бюджет поступит дополнительная прибыль от металлургов, и мы должны просто компенсировать тем же строителям, бюджетным стройкам удорожание объектов, найти способы, не расторгая эти контракты. А с другой стороны, нам тоже надо в наших стройках, закупках и в экономике в целом практиковать все-таки долгосрочные контракты на поставку продукции — либо с гарантированной ценой, либо с предсказуемой формулой цены. То есть нам нужно просто дальше усложнять наши экономические механизмы, нашу экономическую практику.
Я сейчас задам немного эмоциональный вопрос. Мы постоянно слышим: ФАС поручено проверить рост цен на квартиры, бензин — список товаров кажется бесконечным. Это тоже, так сказать, посылы, которые исходят от власти. Мы имеем, наверное, не вполне адекватный экономической ситуации курс рубля, который достаточно занижен, и это создает дополнительные перекосы между интересом к экспорту и внутренним рынком. Не пытаемся ли мы отделить в итоге административными мерами внешний рынок от внутреннего? И тут всем хочется услышать ясный ответ: каким путем мы идем? Мы будем командовать ценами — сначала сахар, потом масло, потом, не дай бог, яйцо, курица, молоко, оно тоже немного подорожает, скорее всего, по тем же причинам.
Максим Решетников: Мы не командуем ценами, это невозможно. Даже в вопросах продления соглашений это скорее общая рамка, потому что на самом-то деле основные механизмы влияния — это субсидии, которые мы ввели как раз по итогам первого квартала на бутилированное масло и сахар. Это как раз признак того, что мы не командуем ценами, а экономическими механизмами формируем, удерживаем рынки. Что касается проверок ФАС, то здесь надо понимать, что зачастую наши рынки локальны в силу территориальных размеров страны, там могут встречаться сговоры и картели. Поэтому внимание ФАС — профилактическая мера. Бизнес есть бизнес. Есть колебания, есть какая-то возможность заработать. Бизнес всегда пользуется этой возможностью, и нельзя его в этом обвинять ни в коем случае, это его природа. Но, конечно, на этих слухах [получается], что это бизнес [в некотором смысле ведущийся] за счет людей, и поэтому задача ФАС — предотвратить попытки недобросовестных действий, практик. Давайте не будем строить иллюзии. Мы не в состоянии — ни ФАС, ни прокуратура, ни кто бы то ни было — предотвратить действие рыночных механизмов. Все-таки законы рынка работают, мы можем от них отвернуться, закрыться, сделать на какое-то время вид, что их нет, но если мы не следим за их дуновениями, они обернутся ураганом. Поэтому мы не должны закрываться от этого, и инструменты все эти нужны, и они во всех развитых экономиках есть, но переоценивать их не стоит. Впрочем, как и опасаться их чрезмерного влияния.
Вы сказали, что мы все-таки не можем избежать полностью влияния мировой инфляционной волны, и, конечно, мы будем в том числе получать дополнительные доходы. Как мы планируем распределять их в социальном плане? Прогнозы по инфляции на этот год корректируются сейчас министерством экономики или пока рано об этом говорить?
Максим Решетников: Об этом можно будет говорить уже в ближайшее время, мы внесли в правительство вариант сценарных условий. Давайте дождемся обсуждения на площадке правительства, это будет все, конечно, опубликовано, потому что нам надо формировать бюджеты.
Мы беседуем на следующий день после введения нового пакета санкций со стороны Соединенных Штатов. Может ли он оказать влияние на макроуровне или на микроуровне? На курс национальной валюты? И я не могу не обратить внимание на попадание туда частной IT-компании Positive Technologies, которая, по открытым сведениям, не так сильно участвует в каких-то там оборонных заказах. Ранее «Лаборатория Касперского» попадала туда. Будет ли ответ со стороны наших экономических властей и формы помощи таким частным компаниям, которые в принципе гражданскую продукцию выпускают, но будут сталкиваться с такими мерами?
Максим Решетников: Если говорить о макроэкономическом влиянии, мы можем уже посмотреть на все индикаторы и на все индексы и по степени их изменения сделать выводы о том, насколько существенно это повлияло на оценки рынка, оценки участников. Конечно, любые санкции всегда создают такой фон, для настроения ничего хорошего, но в то же время мы видим по изменениям, что, в общем, наверное, ничего сверхкритичного не случилось, мы оценивали, понимали диапазоны. Все, что произошло, укладывается в наши оценки. По поводу ответных действий давайте этот вопрос адресуем правительству. Если действия будут предприниматься, об этом объявят.
Это ответ. А что насчет поддержки частных компаний?
Максим Решетников: Правительство вообще системно поддерживает наш IT-сектор, понимая, что он зачастую сталкивается как раз с недобросовестной конкуренцией, ему сложно продвигать себя на внешних рынках. Поэтому мы помогали и дальше будем помогать российским компаниям. Будет ли эта помощь дифференцирована в зависимости от попадания в санкционные списки, на сегодняшний момент ответа нет. Я думаю, что этот вопрос рассмотрит профильное министерство.
