Адвокат Ивана Сафронова: «Следствие оперирует ничем»

— Следствие оперирует ничем. Вчера вроде как должны были убедить какими-то документами, которые хоть как-то обосновывают подозрения в отношении Ивана. Но таких документов в тех материалах, которые поступили в суд, обнаружено не было. Там есть лишь постановление о возбуждении уголовного дела, протокол задержания Ивана, протокол его допроса, в котором он сказал, что без адвокатов общаться не будет, и больше практически ничего нет. Обычно в делах, связанных с национальной безопасностью, несмотря на всю их секретность и важность, следствие представляет суду документы, которые должны произвести процессуальное впечатление на суд и на его участников и убедить их в том, что у следствия есть все же какие-то подозрения, есть основа для них. Например, прослушка телефона, распечатка телефонного разговора, в котором кто-то сообщает кому-то какие-то данные, либо перехваченный e-mail, заключение специалистов должно быть приложено к этим материалам, в котором сведения из перехваченного e-mail или телефонного разговора специалистами отнесены к государственной тайне. Но ничего, ничего в тех документах, которые нам представили вчера, мы не нашли. Я связываю эту процессуальную пустоту с тем, что следствие всеми силами пытается скрыть тот факт, что обвинение Ивана связано с его профессиональной деятельностью. Совершенно ясно, что обвинение и инкриминируемые события происходят тогда, когда Иван занимался своей профессиональной журналистской деятельностью, речь идет о 2017 годе, именно этот год указан как год совершения преступления.

— Что в этих семи томах, если все эти доказательства там не представлены?

— Семь томов дела — это не те материалы, которые следствие представило суду. Следователь просто взял с собой материалы дела для того, чтобы пустить пыль в глаза, положил их себе на стол и никому не показал, сказав, что только суду может это продемонстрировать, но не защите. Кстати, мы все дали подписки о неразглашении государственной тайны, и если бы нам эту государственную тайну показали, мы бы тогда были обязаны ее хранить. Но поверьте мне, я участвовал во многих делах, в которых видел грифованные документы, ну вот как-то не впечатлили меня эти документы с точки зрения того, что я не увидел в них никакой государственной тайны.

— Может ли журналист президентского пула быть носителем определенной чувствительной информации, может ли что-то услышать, увидеть, с кем-то переговорить в администрации, скажем, с вами, с вашими сотрудниками, сделать выводы и передать это спецслужбам НАТО?

— Если он завербован спецслужбами НАТО, такое исключать нельзя, конечно.

— Дмитрий Рогозин накануне заявил, что знал Ивана Сафронова как журналиста в течение нескольких лет и не сомневался в его высоком профессионализме и личной порядочности. Если разработка Ивана шла давно, то почему секретоносителя высшей категории Рогозина не оградили от общения с потенциальным агентом иностранных спецслужб?

— Не думаю, что мы с вами можем обсуждать каким-то образом методы, которые используют в своей работе специальные службы.

— Как мы увидели вчера, практически все ведущие деловые СМИ и отдельные журналисты выразили недоверие версии следствия о том, что Иван Сафронов якобы сотрудничал с иностранной разведкой.

— Мы читали многие материалы, которые были опубликованы на этот счет, но эти материалы в основном основываются на эмоциях, они, конечно же, не имеют и не могут иметь под собой какой-то реальной информации о результатах работы контрразведки, здесь просто надо оставить это дело на рассмотрение суда.

— А президент уже в курсе этой ситуации и общественного резонанса?

— Давайте не путать общественный резонанс с резонансом в СМИ. Мы, конечно, с большим вниманием относимся к мнениям журналистов, которые они публикуют. Это несколько десятков публикаций, несколько десятков мнений, которые не нужно называть общественным резонансом. Мы действительно сталкивались с Сафроновым как с очень талантливым журналистом, но мы с вами не знаем сути тех обвинений, которые озвучены в его адрес.

— Не считают ли в Кремле, что в этой ситуации процесс должен быть максимально открытым и транспарентным? Не знаю, согласитесь ли с этим вы и президент, что сейчас Федеральная служба безопасности и этот судебный процесс столкнулись с кризисом недоверия, например, со стороны средств массовой информации, которые это освещают.

— Есть средства массовой информации, которые относятся с доверием, есть средства массовой информации, где журналисты высказывают недоверие. Я бы здесь все-таки избегал обобщений. Для определенной категории обвинений существует определенный режим рассмотрения этого дела в суде. Ориентироваться на мнение отдельных журналистов и каким-то образом менять действующий закон, наверное, было бы не верно.