Расследованием загрязнения нефти в «Дружбе» займется ФСБ

— Выяснилось, что это частное предприятие в Самарской области, оно является своеобразным коллектором, то есть собирает нефть малых производителей в регионе: в Ульяновской, Оренбургской и Самарской областях, обеспечивает товарное качество этой нефти, паспортизацию этого качества и дальше передачу в систему магистральных нефтепроводов.

— Умышленно?

— Я считаю, что это мошенническая схема.

— При запуске нефти в трубопроводную систему со стороны компании никто ничего не контролирует?

— Дело в том, что эти пункты приема — их порядка 150 по стране — большинство из них принадлежит крупным нефтяным компаниям, и они сами осуществляют подготовку товарной нефти и сдачу ее в систему магистральных нефтепроводов. Но большая тоже часть — это частные предприятия, которые таким образом как коллекторы выступают по всей территории и на условиях договора с «Транснефтью» осуществляют прием этой нефти, ее паспортизацию, контроль за качеством и передачу в систему магистральных нефтепроводов.

— Значит, эта система не сработала?

— В данном случае чистой воды мошенничество, нарушение всех инструкций и нормативных требований.

— Послушайте, они смошенничали, а ущерб для нас и экономический, и материальный, имиджевый очень серьезный.

— Это так, согласен, ответственность «Транснефти» за эту ситуацию мы с себя не снимаем.

— Теперь вопрос в том, кто несет ответственность. Мы понимаем, что есть линия «Транснефти», которая все время говорит о небольшой самарской компании, туда направляет стрелки.

— Сначала обвиняли одну компанию, потом та заявила, что она два года назад продала точку другой компании.

— Да, но по-прежнему ее обвиняет. В этом плане она заявила, что готова отстаивать свое доброе имя в суде.

— Как вообще «Транснефть» могла проконтролировать качество нефти, учитывая, что там много сливных узлов?

— Качество нефти контролировать реально, но дело в том, что хлор не являлся тем критерием, по которым отслеживается качество. Конечно, определенные параметры нефти измеряются, но по хлору никаких замеров нет. Тот факт, что Токарев публично пришел к Путину, мне кажется, позитивен для руководства «Транснефти». Путин напрямую не обвинил компанию, то есть он сказал, что понесены довольно серьезные убытки, давайте все-таки разбираться. Мы знаем, что у «Транснефти» довольно много недоброжелателей, которые с удовольствием эту используют историю, но и «Транснефть» тоже выстроила линию защиты. То, что Токарев публично пришел к Путину, говорит, что у них есть определенные аргументы в свою пользу, что вот да, мы, с одной стороны, недоглядели, с себя ответственности не снимаем, но вот видите, какие там нехорошие в Поволжье сидят люди. Причем опять же есть еще один вопрос: как хлор, в каких масштабах он был использован, и как он там оказался, зачем? Потому что одна версия, которая возникла, и она кажется логичной, связана с тем, что могли, и поэтому понятно, почему мелкая компания, потому что там могли использовать хлор для повышения нефтеотдачи пласта, но крупные компании давно уже хлор не применяют и не используют. Тогда логично, что решили, что не заметят, то есть будем использовать этот хлор, добавим в большую трубу, она растворится, не заметят. Слушайте, когда речь идет о пяти миллионах тонн, означает, что, как я уже сказал, выливали, получается, несколько цистерн хлора, то есть какие-то огромные масштабы, значит, гуляет слово «диверсия». Значит, сознательная какая-то акция, направленная против кого? В чем тогда, получается, интерес этих диверсантов?

— Вы согласны с Путиным, что именно России нанесен непоправимый репутационный ущерб?

— Поскольку Россия признала сам факт попадания хлора, то, конечно, ущерб нанесен России, получается, что эта нефть с примесями хлора была поставлена с российской территории, и мы это не отрицаем. Вопрос, насколько этот ущерб серьезен и непоправим. Другой момент, почему эта нефть не дошла все-таки, судя по всему, до европейских НПЗ, но пока о технологическом ущербе заявила только Белоруссия. Да, европейские НПЗ (Венгрия, Словакия, Польша, Германия) остановили переработку российской нефти, но у них там есть достаточно неплохие запасы, в этом плане они не простаивают, у них нет технологических в этом плане сбоев. Но сам ущерб самим НПЗ европейским еще не был, поэтому я бы не стал говорить о том, что сейчас прямо мы понесли какой-то колоссальный репутационный ущерб с точки зрения наших поставок. Но вы видите, эта история, как снежный ком, она могла быть купирована за несколько дней, но с 19 апреля, когда впервые Белоруссия завила об этом ущербе, она каждый день обрастает какими-то новыми сенсационными подробностями.