Каковы перспективы создания таких зон, какие преимущества и риски это несет? С какими странами ЕАЭС ведет переговоры и насколько эффективно уже налаженное сотрудничество? На эти и другие вопросы министр ответила в интервью Business FM
Вероника Никишина. Фото: Донат Сорокин/ТАСС
В Ереване прошла третья Евразийская неделя — форум Евразийского экономического союза. Одна из главных тем на повестке дня — создание зон свободной торговли между ЕАЭС и другими странами.
Как и зачем это происходит, в интервью Business FM рассказала министр торговли Евразийской экономической комиссии, исполнительного органа ЕАЭС, Вероника Никишина. С ней беседовал главный редактор радиостанции Илья Копелевич.
Одна из актуальных тем в повестке Евразийского экономического союза — это создание зон свободной торговли с третьими странами. Но вначале я попрошу вас напомнить, с кем соглашения о такой свободной торговле были заключены и на каких условиях. Как этот режим сочетается с Таможенным союзом?
Вероника Никишина: Я, прежде всего, хочу сказать, что для нас заключение соглашения о свободной торговле — это никоим образом не дань моде, а это абсолютно осознанный выбор, который заключается в том, что через соглашение о свободной торговле мы снижаем тарифную защиту в странах, с которыми мы хотим торговать как с перспективными торговыми партнерами. И через такое снижение таможенных пошлин мы создаем системный инструмент поддержки экспорта. Поэтому для нас соглашение о свободной торговле — это возможность создания гораздо более эффективных, более конкурентоспособных условий для выхода наших экспортно ориентированных компаний на рынки тех стран, с которыми мы осознанно определили наш экспортный интерес. Мы понимаем, что экспорт — это один из источников экономического роста. Поэтому наш вклад, который мы можем предложить правительствам в решении задач в поддержке экспорта, — это создание таких режимов более конкурентоспособного выхода на рынки третьих стран. Согласно нашей процедуре, мы ведем переговоры с третьими странами на основе мандатов, которые нам выдают пять президентов своим решением. На сегодняшний момент мы имеем одно подписанное и вступившее в силу соглашение о свободной торговле с Вьетнамом. И имеем семь мандатов, семь решений наших пяти президентов о переговорах, два из которых мы уже выполнили и соглашение подписали. Это временное соглашение с Ираном, ведущее к полноценной зоне свободной торговли. Мы его подписали в мае, и сейчас оно проходит ратификационные процедуры в наших парламентах. После того как эти процедуры будут завершены, оно вступит в силу. И второе соглашение — с Китаем. Оно не преференциальное, оно не соглашение о зоне свободной торговли, то есть оно не касается снижения таможенных пошлин, но это торгово-экономическое соглашение, которое создает правовую рамку союза с Китаем. Это два соглашения, переговоры по которым мы завершили. Остается пять. На завершающей стадии переговоров у нас находится трек с Сингапуром и Сербией. С Сербией у нас специфика переговоров заключается в том, что три из пяти наших стран — членов Союза уже имеют соглашение о свободной торговле с Сербией: Белоруссия, Россия и Казахстан. И с учетом того, что у нас получается такая асимметричная правовая рамка, Армения и Киргизия не имеют таких соглашений. Наша задача заключается в унификации торгового режима Союза с Сербией на основе свободной торговли.
А вообще Устав ЕАЭС как трактует? Может ли одна из стран — участниц Союза самостоятельно заключать, как вы употребляете термин, преференциальные торговые режимы с теми или иными третьими странами, которые, возможно, могут подразумевать в том числе и снижение таможенных пошлин для импорта из этих стран? Или нет? Каков порядок? Как тут должны все действовать?
Вероника Никишина: Нет, не может, потому что введен единый таможенный тариф, у нас пошлина — это единый таможенный тариф. Это наша наднациональная компетенция, которая реализуется через совместные решения Союза. Поскольку соглашение затрагивает изменение пошлин, то это наднациональная компетенция может быть реализована только через соглашения Союза с третьими странами. Ситуация с Сербией заключается просто в том, что до вступления в Союз каждая из трех стран, которую я назвала, уже имела свои двусторонние соглашения с Сербией, поэтому сейчас от имени Союза нам необходимо их идентифицировать.
То есть сейчас не существует таких режимов между отдельными странами — участницами Союза с третьими странами, которые противоречили бы на данный момент сейчас уже принятому Таможенному кодексу ЕАЭС? То есть у нас здесь, так сказать, чистая поляна и заноз никаких нет?
Вероника Никишина: Конечно, мы не создаем таких...
Они могли остаться из прежней жизни.
Вероника Никишина: Да, из прежней жизни у нас осталась вот эта не унифицированная тройка двусторонних соглашений о свободной торговле, которую нам теперь нужно сделать «соглашением пяти» с Сербией. И еще остаются у нас три переговорных трека, по которым мы переговоры ведем пока менее интенсивно, но с началом следующего года хотим их активизировать. Это Египет, Израиль и Индия.
Что конкретно предполагают соглашения о зоне свободной торговли? Они универсальные или разные с каждой из перечисленных стран?
Вероника Никишина: В классическом виде двадцатилетней давности соглашение о свободной торговле подразумевало только снижение таможенных пошлин. Но уже давно страны, которые такие соглашения заключают, кроме таможенных пошлин, включают и другие дисциплины, которые помогают стимулировать торговлю. Это и таможенное администрирование, и интеллектуальная собственность, защита прав потребителей и так далее. И, с одной стороны, уже есть некий такой стандарт ЗСТ+ так называемый. Однако в нашем случае мы не используем некий универсальный стандарт, распространяя его, как автомат, на все наши соглашения «шесть плюс» (Китай не преференциально), потому что, как я уже сказала, для нас не самоцель сделать некий одинаковый формат, не важно, адаптируется он к этому партнеру или не адаптируется. Для нас самое главное — применительно к каждому торговому партнеру выработать тот режим, который нам наиболее прагматичен и интересен на данном периоде времени. Например, с Ираном мы пошли по пути временного соглашения по узкой номенклатуре товаров. Это неклассический совершенно случай. У нас соглашение на три года. И по той линейке товаров, по которым мы сейчас имеем конкретный экспортный интерес.
Вот видите, здесь для Армении, наверное, где мы находимся, это наиболее актуальная тема, потому что Армения непосредственно граничит [с Ираном]. Вот после того как заключено соглашение о зоне свободной торговли между ЕАЭС и Ираном, что изменилось? Ну и для России тоже.
Вероника Никишина: Несмотря на то, что соглашение еще не вступило в силу и пошлины еще не снизились, даже сам факт начала переговоров и их проведение уже подстегнул очень серьезно интерес бизнеса к Ирану. И тот бизнес, который раньше не имел практического опыта торговли с Ираном, уже включился в поиск партнеров, понимая, что через какое-то время он уже может начать извлекать преимущества из режима. То есть изменилась уже сейчас статистика торговли. И мы уже видим увеличение торговли с Ираном.
А Иран сможет начать, например, поставки газа в Армению?
Вероника Никишина: Конечно же, сможет, если для этого будут интересы компаний, интересы бизнеса. Как мы определяли экспортный интерес? Мы запросили бизнес стран: назовите нам те товары, для которых мы должны в быстром, в ускоренном режиме выторговать максимально конкретные условия для доступа. И, таким образом, сумма товаров экспортного интереса явилась той основой для переговоров с Ираном.
Ну, противоположная сторона, наверное, тоже предъявляет список товаров, по которым таможенные пошлины должны быть снижены в рамке Евразийского экономического союза? Со стороны Вьетнама, например, были такие товары, которые они хотели по более льготным условиям поставлять в ЕАЭС? В Россию, скорее всего.
Вероника Никишина: Вообще, классическая зона свободной торговли подразумевает, что на не менее 80%, по-хорошему 85% всей товарной номенклатуры пошлины должны быть обнулены. И это данность, которая обязательно должна быть выполнена, то есть невозможно входить в переговоры о свободной торговле, требуя от партнера снижения пошлин и ничего не давая взамен. Это абсолютная улица с двусторонним движением. И понятно, что самая главная задача в этих переговорах заключается в том, какие из отраслей, наиболее чувствительных для открытия, определить вот эти оставшиеся там 15%, которые должны быть защищены.
От Вьетнама нам нужно защищать свой рынок, пусть даже 15% товарной номенклатуры? Есть чувствительные для ЕАЭС товарные позиции?
Вероника Никишина: Конечно, здесь заявлялись именно в контексте Вьетнама самыми такими чувствительными с точки зрения нежелательности конкуренции на рынке Союза отрасли, например легкой промышленности: текстильная, обувная и так далее. Опять же мы понимаем, что с каждой страной это будет совершенно разная линейка товаров. С Ираном мы определяли совершенно другие красные линии.
С Ираном в стадии завершения находятся переговоры, поэтому вы пока не можете рассказать, по поводу каких товарных позиций мы защищаем рынок от иранских товаров?
Вероника Никишина: Поскольку переговоры уже завершены, то я могу сказать об этом. Например, у нас действительно были в части сельскохозяйственной продукции определены очень жестко красные линии. Например, по томатам, яблокам, огурцам. И мы нашли такой компромисс. Почему я называю преференциальное соглашение? Соглашение о свободной торговле — это соглашение, предусматривающее обнуление пошлин. А преференциальное соглашение — это подразумевающее снижение пошлин. Там даже 20-, 25-процентная скидка от тарифа — это уже преференция, но еще не свободная торговля. Вот с Ираном у нас соглашение именно преференциальное, то есть мы договаривались о некоем незначительном снижении, которое, с одной стороны, позволяло бы сохранить защиту, но, с другой стороны, позволяло бы нам за счет этого снижения претендовать на встречное снижение гораздо более высоких иранских пошлин. Мы не должны забывать, что наш тариф иногда раза в четыре ниже, чем иранский. И снижение на 25% нашей 5-процентной ставки совершенно не как снижение на те же 25% 40-процентной ставки, которая существует в Иране.
Я знаю, что, во-первых, Армения, где мы находимся, в последние годы, в том числе благодаря очень комфортным условиям экспорта в Россию, наращивает производство сельскохозяйственной продукции. Овощей в первую очередь: томаты, редис, огурцы. Это все и в Иране тоже делается. Да, и в России много инвестировано в производство помидоров. Даже президент об этом говорил. От помидоров иранских ЕАЭС будет защищаться? И вводить какой-то все-таки маленький барьерчик, порожек таможенный?
Вероника Никишина: Конкретно по помидорам мы чуть-чуть снижаем пошлины до такого уровня, который позволяет производителям томатов быть спокойными, что они защищены. С другой стороны, незначительное снижение этой пошлины позволило нам выторговать у Ирана уступки на важные сельскохозяйственные группы нашего экспорта туда, который иранцы защищали не менее активно и интенсивно.
От чего же они защищались? Ведь страна долгое время практически в такой торговой блокаде находилась и снова на пороге нее же? Они-то от чего защищались?
Вероника Никишина: Вы знаете, находясь в состоянии торговой блокады многие годы, Иран смог создать очень большое количество собственных отраслей, которые очень эффективны и очень конкурентоспособны. Для меня было большим удивлением — два года назад Иран делал большую выставку своей продукции, и тот стереотип, что Иран исключительно занимается нефтепереработкой, был абсолютно разрушен, потому что они показали практически все отрасли. Например, бытовая техника, газовые, электрические плиты, вытяжки различные кухонные, строительные материалы, плитка. Я не говорю там про текстиль и обувь. Это абсолютна вся линейка продукции, которой они себя обеспечивают. И, соответственно, их отрасль тоже достаточно активно протестовала против того, чтобы пустить на свой рынок конкурентов, и особенно сельское хозяйство. Поэтому мы за каждый процентный пункт снижения их ставки по маслу растительному, сливочному, по мясу, по различным крупам, макаронам, конфетам выторговывали очень тяжело, очень активно. То есть, поверьте, им защищать свои отрасли было гораздо более обоснованно, чем мы думали.
После того как Евразийская экономическая комиссия завершила переговоры, требует это дальше ратификации всеми странами-участниками?
Вероника Никишина: Да.
Процесс идет пока гладко?
Вероника Никишина: Да. Мы сейчас видим, что идет более-менее по графику процедура ратификации. Конечно, мы не можем влиять на парламенты, но вся работа, которую должно было сделать правительство, сделана по графику, и мы очень рассчитываем, что процедуры ратификации будут завершены до заседания Высшего евразийского совета, который у нас будет в декабре, а это последняя точка, которая должна быть поставлена, чтобы соглашение вступило в силу. Должен быть издан акт пяти президентов Высшего евразийского совета о вступлении в силу этого соглашения. Мы эту ситуацию мониторим и надеемся, что все будет по графику.
Премьер-министр Армении, выступая на этом форуме, сказал, что с Египтом надо подписать соглашение о зоне свободной торговли. Это новая инициатива или такой процесс уже идет?
Вероника Никишина: Это тоже один из переговорных треков, на который у нас уже был выдан мандат, но мы к нему достаточно долго готовились в виде технической работы, которую проводили эксперты, прежде чем начать непосредственно переговоры, непосредственно официальный первый раунд. И сейчас эта работа завершена. Как у нас говорят, мы долго запрягаем, но быстро едем. Сейчас мы готовы к началу первого раунда переговоров, и мы планируем его провести уже в конце этого года, то есть где-то в декабре мы готовы начать уже раунды переговоров, и дальше уже, я надеюсь, динамика будет достаточно интенсивная.
Я в основном вас пока спрашивал по поводу тех товарных групп, от которых мы все-таки сохраняем какие-то таможенные барьеры. Для стран, с которыми зона свободной торговли заключается, вот в обратную сторону есть ли эффекты, которые видны в цифрах по экспорту из стран ЕАЭС в те страны, с которыми такие соглашения заключены?
Вероника Никишина: Мы действительно пока можем похвастаться только одним работающим соглашением с Вьетнамом, но это очень хороший, очень показательный кейс, который позволяет разрушить те фобии, те страхи, которые у нас существовали раньше, от соглашений о свободной торговле. И Вьетнам всегда ментально воспринимался как некая угроза с точки зрения конкуренции для нашего рынка. Но цифры, которые мы уже сейчас можем увидеть за время действия соглашения, достаточно успокаивающие. Во-первых, состоялось то, чего мы ожидали, — увеличение экспорта. Во-вторых, рост товарооборота, который на самом деле дает очень большие цифры: 35% рост товарооборота после вступления соглашения в силу, он обеспечен абсолютно равнозначно, потому что абсолютно симметричны как рост экспорта, так и рост импорта. Мы очень боялись, что это будет односторонняя уступка Вьетнаму и Вьетнам воспользуется соглашением и начнет увеличивать свои поставки к нам, а мы не сможем нарастить свой экспорт. Так вот, на самом деле рост нашего экспорта во Вьетнам 40%, рост импорта — 35%.
По каким товарным группам мы нарастили экспорт во Вьетнам в таком объеме?
Вероника Никишина: Во-первых, мы гораздо больше приросли по экспорту сельскохозяйственной продукции, чем по промышленной, несмотря на то, что Вьетнам является нашим конкурентом в этом. То есть мы выросли на 13% по сельскохозяйственной группе, по экспорту, и сейчас доля экспорта сельхозтоваров составляет 35% от общего нашего экспорта, что является очень большим достижением в торговле со страной, которая занимает лидирующие позиции с точки зрения конкурентоспособности сельского хозяйства. Если говорить про конкретные товары, это пшеница и другие зерновые, это мясо птицы, это макаронные изделия.
Хорошо, теперь другая тема. Маркировка лекарств сейчас в России разработана со спорами, будет запускаться механизм маркировки лекарств. В этом случае доступ на российский рынок лекарств из стран ЕАЭС и из третьих стран, которые экспортируются через территорию других стран ЕАЭС, может остановиться или нет по просто технической причине? Вообще, маркировка — очень важная составляющая всей торговли, она войдет в сферу полномочий Евразийской комиссии, для того чтобы она была унифицирована? Потому что пока с помощью маркировки можно просто отрезать один рынок от другого.
Вероника Никишина: Абсолютно верно. И национальные системы маркировки у нас существовали в ряде наших стран, например в Армении, в Белоруссии, и они действительно были абсолютно разные и не унифицированные друг с другом. Именно поэтому мы озаботились этой проблемой какое-то время назад. В свое время был запущен как пилот проект по маркировке шуб, шубы были выбраны как самый безобидный товар с точки зрения вклада в экономики, но на нем можно было апробировать, откатать те алгоритмы маркировки, которые помогали бы не создать барьеры, а помогали бы сделать взаимовыгодным и оптимальным единый процесс маркировки. И после этого мы в прошлом году [разработали] такое уже большое рамочное соглашение о маркировке в Союзе, в которое мы заложили три верхнеуровневых принципа. Первый принцип: для того чтобы маркировка не создавала барьеры, необходимо, чтобы марка была взаимочитаемая и машиночитаемая, то есть чтобы страны, используя свои системы маркировки, могли считывать марку друг друга, а не клеить рядом вторую марку как дополнительный барьер. Второй принцип заключается в том, что мы не хотим навязывать всем нашим пяти странам обязательства маркировать какой-то товар, если страны к этому не готовы. То есть если один рынок готов к маркировке, то он может маркировать эту продукцию, и такое разноскоростное распространение этой маркировки на все рынки, но при условии безбарьерности самого этого вида марки как способа маркировки — это второй принцип, который позволяет поэтапно приглашать к маркировке на основе опыта, который есть у тех стран, которые к этому готовы и до этого дозрели. И третий принцип — мы создаем такую нашу союзную площадку для обсуждения бизнесом друг друга, вот этого совместного включения в маркировку, чтобы не получилось, что национальное правительство со своим национальным бизнесом эту систему вырабатывает, а потом как данность ее уже анонсирует другим странам. То есть мы, зная, когда какая-то из стран готовится ввести маркировку, приглашаем эту страну и этот бизнес на общую площадку и начинаем через обмен мнениями, через вопросы, через какие-то риски корректировать.
Сейчас производители из Казахстана, Армении, Белоруссии, допустим, не оснащены к данному моменту техническими средствами маркировки по российским стандартам. Их продукция сможет поставляться на российский рынок без этой маркировки?
Вероника Никишина: Смысл маркировки заключается в том, что без маркировки товар, продукт будет считаться нелегальным, но чтобы маркироваться и присутствовать на равных с товаром, для которого это является обязательным, для этого сейчас уже существуют процессы диалога, чтобы бизнес всех стран, и третьих стран относительно России, и стран — партнеров по Союзу мог понимать, как этот процесс будет существовать, мог корректировать, предлагать свои какие-то решения. Мы исходим из того, что маркировка — это не самоцель, маркировка — это не задача наклеить маркировку.
Исключить контрафакт.
Вероника Никишина: Маркировка — это инструмент прослеживаемости. Да, действительно, самое главное, чтобы у этой задачи фокус не терялся где-то на каких-то этапах. Через маркировку обеспечить легальность нахождения товара на рынке.
Последнее. Россия выступила с инициативой разработки механизма ответных мер Евразийского экономического союза в целом на действия третьих стран, которые ущемляют в торгово-экономическом отношении одну из стран. Мы понимаем, что Россия сталкивается с большим количеством санкций. ЕАЭС в целом такого ответа не дает, но интересно, какова реакция остальных четырех участников ЕАЭС на эту инициативу.
Вероника Никишина: Пока реакция достаточно осторожная, потому что действительно страны не ощутили напрямую тех негативных эффектов, которые ощущает экономика России от санкций, но, с другой стороны, они уже начинают понимать, что опосредованный, косвенный эффект негативного влияния на развитие их отраслей присутствует. Поэтому сейчас на повестке дня обсуждение возможности, целесообразности инструментов какого-то совместного реагирования, это процесс сейчас осознания. То есть, прежде чем махать палкой, сейчас проходит процесс изучения — надо ли махать палкой или надо делать что-то другое. Но то, что существует понимание, что мир изменился, вокруг нас среда становится достаточно агрессивной и протекционистской и на это надо каким-то образом отвечать, вот это понимание присутствует.
