Руководитель Минобра обсудил с главным редактором Business FM Ильей Копелевичем актуальные проблемы российских вузов, а также связь образования с инновациями и бизнесом
Министра образования РФ Дмитрий Ливанов. Фото: пресс-служба
Каковы планы по созданию инновационных центров вокруг университетов в России, с чем связано продвижение вузов РФ в мировых рейтингах? Об этом министр образования Дмитрий Ливанов рассказал Business FM в рамках форума «Открытые инновации».
Дмитрий Викторович, наше интервью на форуме «Открытые инновации», конечно, заставляет нас в первую очередь говорить о связи между высшим образованием, наукой и бизнесом и инновационным процессом. Самое громкое явление — это создание нового инновационного центра вокруг МГУ. МГУ — это вообще самостоятельная структура. Не то, что она находится под крылом напрямую министерства, я знаю, вы не прямо отвечаете за этот проект. Но, тем не менее, можно ли говорить, что это некая модель, и что вокруг российских крупных университетов будут возникать инновационные центры, которые будут устанавливать некую связь между именно университетами, бизнесом, инновациями и коммерцией?
Дмитрий Ливанов: Мы видим за последние 10 лет радикальное улучшение качества работы нашего университета в сфере науки и инноваций. Это связано и с теми инвестициями, которые делало и будет делать государство в развитие научных исследований в вузах. Это связано и с работой самих вузов по улучшению качества наборов, по выстраиванию системы кооперации с промышленностью. И путь, по которому сегодня идет наша страна, он гармоничен тому, как инновационные системы развиваются во всех странах, которые ставят перед собой амбициозные задачи глобального лидерства. Вокруг университетов всегда формируются инновационные кластеры, вокруг сильных университетов. Почему? Потому что там есть студенты, там есть научные лаборатории, там кипит жизнь, и там возникает то, что называется стартапы, то есть молодые инновационные высокотехнологичные компании, которые не хотят утрачивать связь с университетом. Именно так работает Кремниевая долина, возникшая, вокруг Стэнфорда, именно так работают инновационные кластеры Кембриджа. Именно так поэтому в принципе будет работать и технологическая долина МГУ. И не случайно, например, в сколковском проекте тоже в центре проекта университетского Сколтеха, и чем дальше, тем в большей степени, наши ведущие вузы понимают, осознают важность инновационного развития, важность трансфера, результатов из системы исследований в реальный бизнес, в экономику. А трансферы осуществляются только людьми, теми людьми, которые исследования проводят, теми студентами, которые работают в лабораториях.
Можно говорить, что возникает некая новая архитектура в нашей, громкими словами говоря, политике модернизации. 5-6 лет назад, когда в принципе эта политика — как политика — выстраивалась, центрами инновационного развития считались три института развития: Российская венчурная компания (РВК), фонд «Сколково», «Роснано», которые разные стадии бизнеса обеспечивают. Как вот эта новая модель будет взаимодействовать с тем, что существует? Потому что, так или иначе придется, делить ресурсы. Для того, чтобы создавать инновационные центры вокруг университетов, потребуются деньги. Пока что государственные деньги на инновации расходуются через эти институты развития.
Дмитрий Ливанов: Здесь нет никакого противоречия, потому что институты развития — РВК, фонд «Сколково», «Роснано» — это, в основном, финансовые институты, которые финансируют развитие инновационных проектов, развитие молодых высокотехнологичных компаний. А университет — это та естественная среда, где эти компании возникают, вокруг которых они физически располагаются и осуществляют свою деятельность. Поэтому все наши ведущие вузы, университеты без исключения работают со всеми ведущими институтами развития.
То есть речь идет не о деньгах, а о локации?
Дмитрий Ливанов: Конечно, это подсистема одной большой инновационной системы, которые дополняют друг друга, и если бы одного из этих элементов не было, то инновационная система в целом была бы неэффективной.
Хорошо, пока мы знаем именно об инновационном центре на базе МГУ. Есть ли в проекте подобные планы, связанные с какими-то другими крупными российскими университетами?
Дмитрий Ливанов: Все наши крупные вузы работают над созданием инновационного пояса. У нас, если мне сейчас память не изменяет, около тысячи университетских компаний, то есть это те компании, где университеты входят в уставный капитал, передав туда интеллектуальную собственность, созданы за последние годы. И, конечно, эти компании, как правило, располагаются вокруг или на территории университетов. Технопарки, бизнес-инкубаторы существуют в десятках наших вузов, прежде всего, конечно, ведущих вузов, где высока интенсивность исследований и высоко качество студентов. Поэтому этот процесс идет, сейчас мы ожидаем гораздо большего внимания российских компаний именно к российской инновационной системе, потому что во многом возможности импорта зарубежных технологий на сегодня ограничены, особенно в чувствительных областях. Это делает неизбежной более тесную связь между наукой и образованием, с одной стороны, и высокотехнологичными компаниями с другой стороны. А это есть еще одно очень важное условие развития инновационной системы.
Приводя в пример Силиконовую долину и Стэнфордский университет, другие аналогии, вы апеллировали именно к западному опыту построения системы связи между наукой и, как у нас раньше говорили, производством, а по-новому говоря, бизнесом. В Советском Союзе ведь вертикаль выглядела иначе. Вузы готовили кадры, академические институты отбирали лучших, они стояли в центре системы и имели связь уже с отраслевыми институтами. И вот отраслевая наука в советской системе играла роль research&development, такая была конструкция. И правильно я понимаю, что в рамках новой политики роль академических институтов фактически не видна? Они сохранят свое место или мы, действительно, планируем построить новую модель, а старую потихонечку забыть? Ничего мы не потерям, меняя вот этот маршрут движения научных результатов в производство?
Дмитрий Ливанов: Мы видим, анализируя мировой опыт, это, кстати, далеко не только западный опыт — и Японии, и Сингапура, и Южной Кореи, и Китая — что университеты являются кластерами роста инновационных компаний.
Но у них не было такой академии наук, как у нас, исторически.
Дмитрий Ливанов: В Китае была академия наук, сопоставимая по своим масштабам с Академией наук СССР и с Российской академией наук, просто она прошла этап реорганизации и очень серьезных изменений 10-15 лет назад и в значительной степени уже, конечно, изменилась. Что касается нашей системы академических институтов, то она сейчас находится на этапе реформирования, по существу об этом хорошо известно. Сейчас пройден только нулевой этап, этап изменения подведомственности, но изменения механизма управления финансирования научных исследований пока не произошло, это дело ближайшего будущего. Как только это произойдет, естественно, академические институты станут более открытыми для инноваций, для взаимодействия с компаниями, станут более привлекательными для молодых людей, которые приходят со студенческой скамьи, хотят заниматься наукой. В основном, конечно, система академических институтов, как и раньше, будет сориентирована на проведение фундаментальных исследований, очень многие из этих институтов имеют уникальное научное оборудование, уникальную инфраструктуру, очень дорогостоящую, для выполнения фундаментальных исследований. Но многие из них в последние годы, это заметно, чем дальше, тем в большей степени, я надеюсь, они будут вовлечены и в контакт с промышленностью. Здесь, конечно, требуется терпение, потому что изменение такой масштабной и такой консервативной системы требует серьезного времени.
Но все-таки все должны понимать приоритеты. Если я еще раз воспроизведу упрощенно модель инноваций советскую — она опиралась на академические институты и на отраслевые. Отраслевая наука у нас ведь тоже сохранилась или все-таки весь центр тяжести уйдет именно в инновационные центры при вузах, а отраслевая наука — это уже тело, которое не дышит.
Дмитрий Ливанов: Во всем мире отраслевая наука не является государственной, она является корпоративной, и основные исследования нацелены на создание новых продуктов, новых услуг, они ведутся крупными компаниями. Мы знаем, что доля инвестиций в исследования и разработки больших корпораций, в том числе транснациональных, глобальных, достигает 10-12 процентов от объема выручки. Большинство именно таких компаний имеют свои исследовательские центры, которые, по существу, и выполняют ту роль, которую в Советском Союзе играла система отраслевых НИИ. Но понятно, что советской экономики больше не существует, поэтому и советская наука как часть большого советского народно-хозяйственного комплекса, как раньше говорили, не могла сохраниться в том же виде — точно так же, как не может работать орган в организме умершего человека. Это невозможно. Поэтому наука сейчас активно меняется, и, собственно говоря, никакого альтернативного пути развития для российской науки нет. Она будет все в большей степени перемещаться в университеты, она будет в большей степени открыта к взаимодействию с бизнесом.
Еще одна важная тема: критерии оценки вузов. Мы знаем, что за последние два года целые пачки наших университетов различных попали на относительно неплохие строчки в рейтингах, где мы раньше не были. У меня вопрос, прежде всего, с чем это связано? Настолько стали лучше работать и преподавать за последние два года, или мы просто научились правильно, как говорится, бумаги заполнять для попадания в рейтинги?
Дмитрий Ливанов: Мы не ставим перед нашими вузами конкретных задач по продвижению определенных рейтингов, поскольку любой рейтинг условен, ни один из них не является идеальным, а кроме того, сами правила рейтингования постоянно меняются, поэтому мы сейчас говорим о другом: наши вузы должны достигать таких показателей своей работы, которые были бы сопоставимы с показателями международных научно-образовательных центров. И здесь мы понимаем, что впереди еще очень большой путь, который не за два года, не за пять лет, скорее всего, пройти нельзя. Если мы посмотрим на те проекты, аналогичные нашему, которые реализовывал Китай, или который реализовывает Германия, то характерное время от начала до видимого, значимого, очевидного всем результата — это около десяти лет. Поэтому мы наши вузы настраиваем на серьезную и многолетнюю работу. Здесь очень важно и создавать конкурентную среду в кадровой системе, принимать на работу самых лучших преподавателей, научных сотрудников. Здесь очень важно и развивать инфраструктуру, строить новые кампусы, оснащать университеты самым современным оборудованием. Мы, действительно, два года назад начали проект повышения конкурентоспособности наших вузов, так называемый «Проект 5.100», но два года — срок абсолютно недостаточный для того, чтобы увидеть серьезные результаты. Я понимаю: наши вузы действительно продвигаются в этих рейтингах, но отношение к этому должно быть спокойным. Это связано в том числе и с тем, что они просто стали лучше и более профессионально сообщать о себе, о своих реальных результатах. Раньше они не уделяли этому внимание, а сейчас всерьез занялись этим делом. Поэтому здесь речь идет не столько о самих показателях деятельности, а об узнаваемости университетов и о внимании к ним со стороны международного экономического сообщества.
И последний, но важный вопрос на фоне кризиса. Мы знаем, что поставлена задача повышения зарплаты преподавателям в вузах, между тем финансирование, как мы тоже знаем, не увеличилось. Мы наблюдаем в различных вузах конфликтные ситуации, когда задача повышения зарплат решается путем сокращения штатов и увеличения нагрузки на оставшихся. И далеко не всегда преподавателям это удобно. Зачастую у нас преподаватели предпочитали, может быть, работать не очень много за маленькую зарплату, но с профессиональной точки зрения, в очень уважаемом и интересном для них вузе, зарабатывать в других местах — вплоть до частных школ. Вот сейчас вот эта ломка в ряде вузов вызывает конфликтные ситуации, а кое-где даже отставки ректоров, поскольку они где-то не выполняют поставленные задачи. Видите ли Вы эту проблему, и что можно сказать преподавательскому сообществу по ее поводу?
Дмитрий Ливанов: Во-первых, хочу обратить внимание на то, что деньги специально были добавлены нашим вузам на решение задачи с повышением заработной платы. Специально мы еще в 2012 году, в 2013-м с Министерством финансов РФ согласовали дополнительное финансирование вузам в связи с необходимостью решения задач повышения зарплаты, и каждый наш государственный вуз без исключения получает в 2014 и в 2015 году дополнительные деньги на повышение заработной платы преподавателей. И будет получать дальше — я еще раз обращаю на это внимание. Каждый вуз получает, но не каждый вуз правильно их использует. Мы видим, что 90% наших высших учебных заведений здесь никаких проблем не испытывают, и зарплата повышается, и преподавательский состав сохраняется. Но есть, конечно, вузы проблемные, где в силу неквалифицированного руководства возникают проблемы, такие, как были в Университете геодезии и картографии или в Химико-технологическом университете имени Менделеева. Там я несколько раз проводил совещание, это делаю раз в полгода, когда мы по таким проблемным вузам детально, по каждому из них, анализируем ситуацию, смотрим на то, что происходит, выявляем проблемы и решаем, чем мы можем помочь. Но в этом году терпение иссякло, то есть нельзя каждый год, каждые даже полгода, докладывать: «Да, сейчас ситуация плохая, но в течение нескольких месяцев она улучшится». Все эти вузы — и МИГАИК, и МХТУ имени Менделеева получали дополнительное финансирование ровно в том же объеме, что и другие московские и российские вузы.
То есть проблема всегда локальная?
Дмитрий Ливанов: Всегда локальная. Есть, конечно, глобальная проблема. Я тоже об этом часто говорю. Она связана с тем, что у нас сокращается количество абитуриентов, то есть количество выпускников 11 класса, в силу демографических причин. Сейчас их примерно в два раза меньше, чем было 5-6 лет назад. Это объективный факт, который виден по статистике. И это означает, что абитуриентов стало меньше и, конечно, конкуренция между вузами за абитуриентов усилилась, и понятно, что сильные вузы в этой конкуренции побеждают, туда приходят, как и раньше, абитуриенты и становятся студентами, а слабые вузы проигрывают, и там контингент студентов сокращается. И, конечно, в этом случае они вынуждены сокращать преподавателей, потому что число преподавателей должно быть увязано с количеством студентов. Поэтому никакой централизованной политики по сокращению числа преподавателей нет, но в тех вузах, которые не могут обеспечить набор студентов в этих условиях высокой конкуренции, это приходится делать. И это делают сами вузы, никто никаких параметров по сокращению преподавателей не ставит. Но, действительно, проблема в том, что число студентов серьезно сократилось. Поэтому, кстати, мы всячески содействуем тому, чтобы в наши вузы привлекали как можно больше иностранных студентов. Это важно не только с точки зрения экспорта нашего образования и распространения в мире наших образовательных, культурных, технологических стандартов, это важно и для того, чтобы мы компенсировали тот дефицит наших собственных абитуриентов и студентов, который сложился.
