Рижский саммит и будущее Европы

Главным в повестке европейского саммита в Риге было, конечно, «Восточное партнерство». Между тем, встреча в Риге открывает общеевропейскую дискуссию о будущем Союза еще в одном смысле

Премьер-министр Дэвид Кэмерон начинает кампанию за реформы в ЕС, без которых ему трудно будет победить на обещанном до конца 2017 года общебританском референдуме о членстве страны в ЕС. Одно из его предвыборных обещаний — предоставить британцам возможность высказаться, хотят ли они продолжать оставаться в Европейском союзе, или выйти из него. Сам Кэмерон за членство в ЕС, но огромное число британцев за выход. В последнем, февральском, опросе за Европу готовы проголосовать 45%, против — 34%.

До парламентских выборов в начале мая в остальной Европе без особого внимания следили за дебатами о «европейской проблеме» в Англии. Кое-кто говорил, о возможности ее выхода из Союза как о «переносимой потере» — «не хотят, пусть идут себе». Теперь же, после убедительной победы консерваторов у Кэмерона сильные позиции, и он готов наступать на Брюссель, не отмахнешься. Избиратели выдали ему своего рода «антиевропейский мандат», под обещание добиться реформ в ЕС и провести референдум.

Поездка Кэмерона в Ригу — это начало атаки Британии на европейские бастионы. Чего он хочет добиться? Главное, добиться какого-то ограничения на иммиграцию. В массовом дискурсе миграцию внутри ЕС и извне Европы часто смешивают. На переговорах же об ограничении миграции неизбежно возникнет разграничение. Свободное движение рабочей силы внутри сначала «общего рынка», а теперь и Европейского союза — это фундаментальный принцип, заложенный в его основу еще учредительным Римским договором 1957 года. Менять его не будут.

Означает ли это, что усилия Кэмерона заведомо обречены на поражение? И да, и нет. Свободное движение рабочей силы останется в единой Европе и с участием Британии, и без нее. Но есть нюансы. Компромисс может быть найден в области некоторого ограничения на социальные пособия и право на проживание без работы, то есть там, где действуют непрямые средства, ограничивающие внутриевропейскую миграцию.

Брюсселю это позволило бы говорить о сохранении фундаментальных ценностей, а Лондону заявить о победе над Европой.

Англия со времени вступления в ЕС в 1973 году считалась в Европе трудным партнером. Если не вдаваться в детали частных споров, иногда приобретавших характер кризиса, то разница между континентальной Европой с Францией и ФРГ в центре и морской Англией состоит в подходе к отношениям между государством и гражданином и государством и экономикой. Упрощая, можно сказать, что франко-германский подход — это государство, широко вмешивающееся в экономику и во всем опекающее граждан, вплоть до утеснения их свобод. Британский же подход состоит в либеральном, минимальном участии государства в делах бизнеса и наименьшем возможном диктате в вопросах свобод граждан.

Так что спор о будущем Европы — это еще и глобальный спор о путях социально-экономического развития. И тут как раз у Лондона может оказаться больше союзников, чем это кажется на первый взгляд. Последовательное расширение ЕС на юг, север и уже в нашем веке на восток, привело к превращению Союза в крупнейший мировой политико-экономический блок. Но еще привело и к относительному снижению влияния сторонников модели экономики с высокими налогами и социальными расходами. В новой Европе оказалось немало и тех, для кого британская модель — образец для подражания.

«Восточное партнерство», может, на время и зависло. Западное партнерство обещает в скором времени много интересных споров.