Совершившие нападение на редакцию еженедельника Charlie Hebdo в Париже могут быть членами группировки «Аль-Каида», действующей в Йемене. Вероятность, что преступниками могут оказаться молодые уроженцы Франции, все эксперты оценивают как очень высокую
Возле офиса сатирической газеты Charlie Hebdo, где произошла перестрелка. Фото: Christian Hartmann/Reuters
По словам одного из очевидцев, до нападения террористы обратились к прохожим с требованием сказать журналистам, что это — «Аль-Каида из Йемена». Ранее сообщалось, что нападение на редакцию еженедельника произошло спустя несколько часов после появления в Twitter издания карикатуры на одного из лидеров группировки «Исламское государство» Абу Бакра аль-Багдади. В результате нападения погибли 12 человек.
Шансы, что преступниками могут оказаться молодые уроженцы Франции, все эксперты оценивают как очень высокие. Тем более, что один из лидеров «Исламского государства» перед новым годом призывал французов отомстить изданию за кощунственные рисунки.
Можно напомнить про палача американского журналиста Джеймса Фоули, который на видео с обезглавливанием изъяснялся на хорошем английском.
Число молодых людей, которых рекрутируют представители ИГ по всей Европе и затем подпольно переправляют в Сирию, спецслужбы оценивают в тысячи. И власти в растерянности — не знают, что делать. Комментарий эксперта Международного института гуманитарно-политических исследований Владимира Брутера.
Откуда берется этот феномен? Почему молодые люди из относительно благополучных семей встают на путь экстремизма?
Владимир Брутер: Основную движущую силу радикалов составляют люди, которые социально достаточно хорошо обеспечены. Главная проблема у них — отсутствие смысла, отсутствие понимания завтрашнего дня, своей роли в завтрашнем дне. И второй момент — очень серьезное расслоение между элитой и народом. Мы сейчас видим, что все разговоры в Западной Европе о демократии практически полностью лишены смысла. Элитократия совершенно заменила демократию. И возможностей для вертикального роста у тех, кто социально минимально обеспечен, но не принадлежит к элите, практически нет. Это начинается еще с периода Рейгана и Тэтчер, когда неолиберализм деньгами подменял идеи. С того момента много что изменилось, но сам принцип того, что главная идея — это деньги, стал доминирующим в заданном обществе. И он лишает возможности разглядеть некие важные вещи. В том числе и отношения между религиями, отношения между Западом и Востоком в целом. Он и привел к тому кризису, который сейчас есть между Россией и Европой, Россией и США. Это комплексная вещь, и, к сожалению, в ней в значительной степени виноват Запад. Хотя бы потому, что у него было и есть больше возможностей, чтобы смотреть в завтра.
Россия, по словам Дмитрия Пескова, считает, что с терроризмом можно бороться только в формате углубленного международного стратегического партнерства. Насколько реально такое партнерство?
Владимир Брутер: Я думаю, что на сегодняшний момент международное стратегическое партнерство — это только хорошие слова. Очевидно, что все заинтересованы в подобном партнерстве, но сейчас нет даже тактического партнерства. Чтобы стратегически сотрудничать, необходима стратегическая цель. Сейчас говорить о том, что у России и Запада может быть общая стратегическая цель, мне кажется чрезмерным оптимизмом.
Для России проблемы идентичности тоже очень важны. Но их надо расценивать несколько иначе. Так как корни у них не совсем такие, как в Европе. Так считает доцент кафедры европейской интеграции МГИМО Александр Тэвдой-Бурмули.
В понедельник Франсуа Олланд говорил про нехватку французской идентичности. Признал, что кризис существует, что он очень серьезный.
Александр Тэвдой-Бурмули: В нынешних условиях, действительно, все национальные идентичности находятся в кризисном состоянии. С одной стороны на них наслаивается общеевропейская идентичность, продуцируемая Европейским союзом, а иногда и вне всякой связи с ЕС. В частности, когда французы сталкиваются с эмигрантами, они чувствуют себя не столько французами, сколько европейцами. И национализм французов носит теперь, скорее, не французский, а европейский характер. Глобализация несколько меняет ситуацию с идентичностью. Потому что идентичности тонут в море масс-культурного и масс-идеологического проекта. Снизу подпирают идентичности групповые, региональные идентичности, идентичность диаспоры. Общество становится все более мозаичным.
А насколько это касается России. Известно же, что среди сирийских боевиков очень много граждан России?
Александр Тэвдой-Бурмули: Это России касается отчасти. Россия, конечно, затронута процессами, общими для всей Европы, и тем более для всего земного шара. Но здесь есть своя специфика. Связанная, в первую очередь, с тем, что в России, все-таки, проживает большое количество коренных жителей, которые принадлежат к исламскому вероисповеданию. Общероссийская идентичность — гражданская, какая-либо еще — не слишком успешно складывается. Естественно, люди возвращаются к собственным корням. Причем, иногда в довольно радикальной форме. Они отрицают тех духовных наставников, которые более умеренны, становятся жертвами радикальных исламистов, отсюда и довольно большое количество рекрутов из России на Ближний Восток.
