Фильм подготовлен к выходу в российский прокат, из него убраны, в соответствии с новым законом, все нецензурные слова. По словам режиссера картины Андрея Звягинцева, для него это стало большой травмой
Режиссер Андрей Звягинцев. Фото: ИТАР-ТАСС
Фильм российского режиссера Андрея Звягинцева «Левиафан» выйдет в отечественный прокат 13 ноября. В российской версии в соответствии с законодательством уберут всю ненормативную лексику.
В Европе кино идет без купюр. Во Франции лента стартует на будущей неделе, накануне «Левиафан» показали парижской публике впервые. О том, как принимали фильм, и чего стоила Звягинцеву самоцензура, режиссер рассказал в интервью обозревателю Business FM Евгении Смурыгиной.
В Париже ваш фильм тепло приняли?
Андрей Звягинцев: Прошло очень хорошо. Зритель воспринимает, причем там много было русских, на премьере. Довольно большая часть аудитории была именно русские, по реакциям слышал. Но французы, как мне рассказывали уже наши, русские, сказали, что накрывает очень сильно, то есть впечатление очень сильное, очень яркое чувство.
Вы сказали, что слышно реакцию русской публики. Как вы определяете?
Андрей Звягинцев: По реакции слышишь, потому что есть вещи, которые непереводимы. В субтитрах их не прочтешь. Зал дышит, я слышу, что он считывает коды эти, наши, местные, понятные русскому человеку, даже не только в языке, но и в каких-то нюансах.
Что произойдет с российской версией? Вы все-таки переозвучиваете?
Андрей Звягинцев: В соответствии с законом, с которым, как бы он не был глуп, нелеп, поспешен и неуместен, придется, что называется, иметь дело. Другими словами, ненормативная лексика будет микширована, то есть вы ее не услышите, зритель не услышит ее. К сожалению, потому что я видел уже эту версию, сам же над ней работал. Это работа небольшая, два дня заняла, но чувствую некоторый урон — есть это ощущение, что тебя выталкивает из пространства, в которое ты уже погрузился, и ты как рыба на берегу, тебе надо снова войти в атмосферу. Это очень досадно, но это придется сделать, потому что ни один прокатчик, ни один директор кинотеатра не возьмется рисковать своим местом и идти поперек закона.
Вы только звуковую дорожку меняете?
Андрей Звягинцев: Естественно. Мы меняем только звук, монтаж не меняется.
Вы не «запикиваете»?
Андрей Звягинцев: Мы не «запикиваем». «Пикать» — это будет совсем травматично, артикуляция есть, а звука нет в этих коротких мгновениях.
Вам психологически тяжело далось решение картину переозвучивать?
Андрей Звягинцев: Очень. Это тяжело. Это травма. Эти два дня я сидел и чертыхался, вспоминал их всех, этих депутатов, прозаседавшихся, весь этот идиотизм полный. Я надеюсь, что сейчас какая-то будет инициатива к пересмотру этого закона, потому что совершенно очевидно, что есть запретительные меры, есть острожный ненорматив, есть «18+», этого достаточно. Ведь взрослый, ответственный человек приобретает в кассе билет. Билет является нашим с ним соглашением. Я хочу показать картину вот в таком виде, а он готов и хочет ее посмотреть в таком виде. Почему сюда вмешивается третья сторона? Откуда? Что это за дичь такая? Я надеюсь, что все-таки как-то это будет пересмотрено. На телевидении это совершенно правильно. Радио, телевидение — это правильная мера, но не в кино, тем более сейчас. Кино обретает новый язык, оно идет в действительности, оно опрокидывает свои интересы туда — в реальность — ближе к людям, которые существуют уже в кадре совершенно по-другому, как это было прежде, в 70-е, 80-е годы в кино. Да уж в Советском Союзе, ясное дело, что правило — идеология. Какое-то дурацкое недоразумение, с которым даже не знаешь, что делать. В бессилии просто опускаешь руки. Ну, что с ними делать? Я не знаю.
Не находите ли вы, что сейчас у западного зрителя появился какой-то спрос на российскую глубинку? Вы получили крупные награды, «Почтальон Тряпицын», который отдаленно по тематике тоже про российскую глубинку, тоже получил награду в Венеции.
Андрей Звягинцев: Я не думаю, что это запрос. Мне кажется, что это, вы уж меня простите, но это досужая мысль, давняя и транслируемая очень давно, на протяжении многих лет, мысль о том, что есть некий запрос, как будто бы это некий заказ.
Я имею в виду готовность воспринимать эту тему.
Андрей Звягинцев: Если фильм сделан талантливо, а это главный критерий, если это тебя трогает, если тебя, говорящего на голландском, на ирландском языке... Это я сейчас ссылаюсь на нашего цветокорректировщика, который посмотрел картину, он не знал языка, ему комментировали просто тезисно, что там происходит.
Он увидел фильм и был полон сочувствия, он воспринял это так, как будто про него, как будто это родное. Это очень важно — попасть в душу. Человек везде одинаков, если это талантливо, даже если это имеет какой-то экзотический элемент или совсем чужое тебе, но это попадает в твое человеческое вещество и начинает там совершать какую-то алхимию, это главное. А это и есть талант, поэтому никакого заказа нет, никакого запроса нет. Поверьте, это все миф. Существует только талант, и все. Он заметен отовсюду.
