Между делом — откровения в Mercedes S 500 4MATIC Long. Часть пятая с Андреем Рябинским

Мы встретились с главой московского ипотечного центра Андреем Рябинским у Бородинских ворот. Он пересел в мой Мерседес. Его автомобиль, такой же, только черного цвета отправился вслед за нами. Нам предстоял долгий разговор. Шутка ли, в пятницу вечером ехать в строну «Крокус Сити».

— Расскажите мне про ваши ощущения. Вы сказали, что вы любите автомобили.

— Я автомобильный гурман. Люблю хорошие автомобили, я всегда ими болел, всегда ими увлекался. Другое дело, что все хорошо для определенного возраста. В 30 лет мне были интересны спортивные автомобили.

— Какими переболели в 30?

— Ну, не в 30, чуть позже, я купил сначала «Лотус», отъездил на нем года три−четыре. Очень хороший автомобильчик, необычный, недорогой, по сравнению со стоимостью таких суперкаров. Динамичный, легкий, великолепно стоит в поворотах. Не думаю, что я использовал возможности этого автомобиля на сто процентов. Его возможности простираются гораздо дальше, чем понимает человеческий мозг. Получил удовольствие колоссальное. Потом подумал, что есть смысл попробовать что-то более серьезное. Купил Lamborghini Murcielago, тоже мечтал, советовался со своими друзьями. Когда собрался покупать Lamborghini, говорю, какой покупать — Galardo или Murcielago? Galardo подешевле. Друзья в ответ: «Нет, если покупаешь Lamborghini, двери должны открываться наверх, вариантов нет». Понятно, что это Murcielago. Murcielago более тяжелая, немного по-другому идет, тоже великолепная динамика, совершенно звериный рык. В характере Lamborghini — имидж быков. При вождении испытываешь необычные ощущения. Видишь на горизонте цель, наводишь машину на эту цель рулем, нажимаешь на газ, и ты уже там. Как это произошло, что происходило вокруг по дороге, непонятно.
Еще получал колоссальное удовольствие, да простят меня сотрудники ГИБДД, конечно, по Кутузовскому проспекту неоднократно гонялся со всевозможными различными спортивными автомобилями, в том числе и Lamborghini, в том числе Lamborghini Murcielago, и чувствовал полное ощущение полета и счастья, когда это все происходило, вне зависимости, обогнал я или меня кто-то обогнал.

— Вы потом с теми, с кем вы так не специально, но посоревновались, не перемигивались?

— Перемигивались, конечно. Это же дружеское соревнование, и обязательно, когда машины разъезжаются — потому что рано или поздно они должны разъехаться в разные стороны — обязательно кто-то махнет рукой. Все это очень доброжелательно, все это вполне нормально.

— Это то же самое, да простят нас сотрудники ГИБДД, когда водители друг другу доверяют информацию о том, что патрульная машина на трассе.

— Да, подмаргиванием фар.

— Это тоже очень теплый, дружеский жест.

— Да. Но гоняться на улицах города — это плохо, это очень опасно, этого делать нельзя. Для этого есть специально выделенные места. Очень неплохая есть трасса в Мячково. Там по выходным собираются такие же увлекающиеся и больные этим вопросом люди. И они будут уж точно достойными соперниками, потому что все ездят хорошо.

Фото: Абрамов Денис/BFM.ru

— А после того, как прошла любовь к скорости?

— Банально. Параллельно у меня со спортивными машинами всегда был внедорожник. Последние лет десять я ездил на внедорожниках. Из них последние шесть лет я ездил на Infiniti QX 56. Мне очень нравилась эта машина, потому что это вполне приемлемая динамика для большой машины. Высоко сидишь, видно, что там впереди, можно прогнозировать обстановку.
На этой машине комфортно и самому за рулем, я достаточно часто сам езжу за рулем, и с водителем — сзади достаточно места. Но сейчас уже понял, что надо попробовать Мерседес, время пришло. Хочется уже тишины, комфорта, спокойствия, никаких больше не хочется гонок, не надо никому ничего доказывать. Хочется ехать спокойно, в среднем ряду и получать удовольствие. Для этого подходит только "Мерседес", лучше нет.

— А БМВ?

— «Семерки» БМВ никогда у меня не было, ничего не могу сказать. По отзывам своих друзей, все-таки «Мерседес».

— Как в том анекдоте: есть машина, а есть «Мерседес».

— Да. Смотря для чего. Для каких-то других целей есть автомобили лучше, но для передвижения с комфортом, не торопясь, без желания кому-то что-то доказать — это, конечно, «Мерседес». Для бизнеса очень важна определенная представительность.

— Это вы о бизнес-партнерах. На что они обращают внимание?

— В России больше всего обращают внимание на автомобиль, на котором человек приехал.

— А если неизвестно, как он приехал, на какие еще моменты?

— Обращают внимание на часы и на какую-то общую атмосферу в поведении, общую уверенность в себе. Не могу сказать, что в России имеет значение костюм. Во-первых, никто не разбирается в костюмах. Никто не отличит «Брионии» от «Китон», от «Зенья», от другой марки Я неправильно говорю «никто», наверно, есть специалисты, но абсолютное большинство не отличит, не будет даже пытаться этого делать. Общая какая-то опрятность — да, безусловно, но стоимость костюма, мне кажется, играет небольшую роль именно для России.

— Мужчины вычитали и поняли, что пуговицы должно быть четыре, что они должны расстегиваться.

— Что они должны, желательно, расстегиваться, а не отрываться. Очень важно, как сидит костюм, а не какой он марки. У нас даже обратные мнения встречаются. Приезжает человек на встречу в пиджаке, в джинсах, рубашка свободная. Все говорят, он, наверное, крупный бизнесмен. Приезжает человек в галстуке, костюме, говорят — наверное, это менеджер. Ему сказали ходить на работу в костюме, он ходит на работу в костюме. Отрабатывает. Разные мнения встречаются. Возвращаясь к теме, что бы там ни было — машина, конечно, представительский момент, и это играет роль. И, самое интересное, здесь тоже надо быть без переборов. «Мерседес» в этом смысле — хорошая консервативная вещь. Приехал на «Мерседесе» — никаких вопросов, все очень хорошо, все очень в меру, со вкусом. Купил «Бентли» — выпендрился.

— Стилист, что ли?

— Да, человек творческий, глубоко творческий приехал на «Бентли».

Фото: Абрамов Денис/BFM.ru
 

— А «Роллс-Ройс»?

— Это уже запредельный вариант, совсем выпендрился, но не стилист. Это что-то другое.

— На самом деле, мы каждую минуту что-то демонстрируем. Предпочитая «Мерседес» и выбирая швейцарские часы, мы демонстрируем избранность, показываем окружающим знаки отличия.

— Это правда.

— Мол, гляди население, кто здесь человеки.

— Такое самовыражение. Правда. Если говорить о швейцарских часах, то всем понятно, что японские часы Casio, которые стоят тысячу рублей или полторы, гораздо точнее, чем часы «Вашерон» или «Бриге», которые стоят сто тысяч долларов. Они точнее, потому что принцип работы другой. Они электронные. Это совсем другая история. Механика не может работать так же точно по определению.

— Швейцарцы настаивают, что точность в механике — основной признак мастерства в производстве часов.

— Конечно, у них такой девиз, стиль — «мы делаем самые точные часы». Но у них самые точные часы по сравнению с другими механическими часами. А электронные часы показывают время точнее. Плюс к этому электронные часы японские за полторы тысячи рублей — это часы, в которых можно глубоко нырять, которых можно ронять, бить, драться, играть в футбол и так далее. По всем параметрам превосходят. Отсюда делаем выводы, что часы «Вашерон Константин», «Бриге» и так далее — это чисто имиджевая вещь, вещь с историей. Все-таки это марка, бренд. Часы «Вашерон Константин» начали производить в 1755 году. Это целая история, несколько поколений людей сменилось за это время. Приятно носить часы на руке, которые существуют так давно.
Недавно залез в Интернет, почитал про часы, так для общего развития. Забавно, часы «Вашерон Константин» были у Наполеона и у обеих его жен — Жозефины и Марии-Луизы. Открыл страничку про «Бриге». Часы «Бриге» — часы великих людей, они были у Наполеона, у обеих его жен.

— Это Рунет. Он дурной, сайты друг у друга перепечатывают информацию. Это к вопросу о том, что любая часть нашей жизни требуют ответственности, в том числе ответственности к информации, чего у нас давно нет.

— Это большой вопрос. Вообще проблема, характерная для нашей страны — некомпетентность. Если рассуждаешь о каких-то вещах профессионально, не как мы сейчас с вами болтаем, надо хорошо знать вопрос. Неважно — занимаешься бизнесом, журналистикой, пишешь книгу, что угодно — надо хорошо разбираться в вопросе, хорошо его понимать. У нас, к сожалению, это не всегда так. Отсюда по телевидению огромное количество дискуссий совершенно пустых, когда спорят два человека, и в вопросе не разбирается ни один, ни другой.

— Это вы про «Поединок»?

— Я этого не говорил. Таких программ — масса.

— А где еще у нас сталкиваются и бла-бла-бла, и думаешь —
когда это закончится.

— Я этого не говорил. Серьезнейшая проблема — пробки.

— Это правда. Чего я только не наслушалась от людей, с которыми я разговаривала до поездки, а просто, как только Собянин стал мэром. Это была самая горячая тема «Между делом». Я спрашиваю, что вас возмущает, расскажите. И начиналось: нужно убрать всех студентов, чтобы приходили позже в институт, почему они дорогу перегружают, весь транспорт перегружают. Потом убрать машины с немосковскими номерами, мол, что они здесь делают.

— Я слышал такие мнения, что в Москве должно быть дорого иметь машину. Должен быть какой-то местный налог. Я не разделяю это мнение. Это социальная напряженность, с этим надо быть очень аккуратным. Но ездить на машине хочется всем. И если человек может купить машину, может ее обслуживать, может ее заправлять, то нельзя его ограничивать в этом праве искусственно, специально делать так, чтобы он этого не мог. В Москве изначально очень плохо организовано движение. Понятно, что город не был рассчитан на такой огромный поток. Нью-Йорк же строился гораздо позже, он планировался таким образом, чтобы переваривать большой трафик.

— Но при этом все равно они там мучаются и торчат как и мы с вами в пробках.

— Да, конечно. Болезнь большого города. Но в Москве есть, что изменить. Другое дело, насколько станет лучше. Здесь я сказать не могу, я не специалист. Но такие места совершенно точно есть. Есть проблемные светофоры.

— Есть идиотские съезды с МКАДа. Почему они сделаны так, что два потока сталкиваются?

— Я слышал историю, что некая девушка ведет дневник, она только села за руль первый день, начинает ездить за рулем и записывает свои впечатления, первый день — доехала от дома до работы. Второй день — проехала туда-то. Третий день — произошло то-то. Пятый день — выехала на МКАД. Какой идиот сделал эти развязки на МКАДе? Это же просто ужас. Десятый день — выехала на Третье кольцо. Хочу извиниться перед теми, кто делал развязки на МКАДе…
Не знаю, получится у них сейчас что-то сделать или нет, но мне кажется, что для нового мэра Москвы важно каким-то образом наладить трафик, хоть как-то его облегчить.

— Просто ему нужно для этого не 15 минут, а несколько лет, чтобы это как-то сделать.

— Народ не поймет.

— У нас же любят общественные порки.

— Позавчера, когда поздно вечером были пробки аномальные из-за огромного количества аварий, я уже слышал разговоры: «Собянин пришел, а пробки все еще есть». Я говорю, а вы как хотели, чтобы это как произошло? Сразу — и их нет? И люди всерьез это говорят, люди не понимают, им это не важно. Опять же та же самая проблема — никто не хочет вникать в суть проблемы. Всем важно внешнее проявление, важен результат, как он будет достигаться, что будет происходить — никому не важно. И даже если результат будет достигаться и что-то будет происходить, все равно найдутся какие-то негативные моменты. Например, до сноса палаток — надо снести палатки. Никто не против. Снесли палатки. Все: «Зачем снесли палатки? Это же беспредел». Не берусь говорить, что правильно, что неправильно, я в данном случае говорю просто о мутациях общественного мнения.

— Да, действительно, так. Я пересматривала фильм Мэла Гибсона «Апокалипсис».

— Тяжелый фильм, но не такой уж старый.

— Помните, когда там пленных приводят на суд, где вождь требует воды с неба и каждые пять минут устраивает жертвоприношение. Он кидает свежие головы в толпу. С того момента ничего не поменялось в обществе, все точно так же.

— Да, это правда. Есть управляющий обществом, есть общество, население, и чья-то голова должна слетать. Двигатель прогресса — слетающая голова.

— Очень грустно. Хотелось бы, чтобы все было по-другому.

— Хотелось бы, но надо до этого дорасти. Мы еще недавно вышли из непонятно какого строя, советское общество было совсем недавно, если вдуматься. Мы так быстро вырасти не можем. Для рыночных отношений, для хорошего капитализма с человеческим лицом, как это в свое время называлось, нужен соответствующий культурный уровень. Люди должны все правильно воспринимать. А у нас смесь рыночных отношений с феодальным строем.

— Как сейчас малому бизнесу строить павильоны, правила игры изменились, и условия ведения бизнеса тоже поменялись

— Озвучена же позиция мэра, что это перегибы на местах. Это идеальная формулировка, которую можно употребить в ста процентах случаев, когда не прав начальник. Если он сделал, а получилось не очень хорошо — перегибы на местах. В данном случае, может, и действительно перегибы на местах, потому что приход Собянина так напугал московских чиновников, что они действительно могли разбирать эти палатки просто руками, лишь бы только не снимали с кресел. У них были такие испуганные глаза, когда их по телевизору показывали. Они же до этого были небожители. Москва — это мафия, сплоченная пирамида, руководитель департамента какого-то — это же бог. А тут пришел новый человек, и все рушится вокруг. И инстинктивно есть желание каким-то образом зацепиться. У них вот эти испуганные глаза, ничего не понимающие. Конечно, могли снести все, что угодно. Готовы были памятник Петру передвинуть без проблем. Я ни за, ни против, чтобы он там находился, мне все равно, он не представляет в моем понимании никакой художественной ценности, но коль уж он там стоит, зачем старика беспокоить? Но ведь готовы были.
Это бред, зато весело. С другой стороны, представьте, вы, например, живете, где-нибудь в Швейцарии. Хорошо все, спокойно, климат щадящий, правительство — вы даже не знаете, кто оно. Зачем? Оно же где-то само по себе, вас это не касается, у вас все хорошо. Мне кажется, в этот момент наступает такое чувство отчаяния — ну, скучно! Что-то должно происходить! Хочется России, чтобы кто-то в кого-то стрельнул обязательно из травматического пистолета, и об этом обязательно написали где-то по всему Интернету, везде рассказали по телевидению; кого-то сняли, чиновника, и пошел шум. Что-то происходит, течет жизнь, здесь такая бурная горная река. А у нас сплав по этой горной реке — рафтинг. У нас же жизнь — рафтинг, кайф, адреналин. Может, жизнь не такая длинная, зато какая насыщенная.

— Короткая, но счастливая жизнь.

— Мне кажется, европейцы с ужасом наблюдают за миграцией русских. Постепенно тихая Швейцария превращается в большую русскую дачу. Европа вообще от этого страдает, у них совершенно другой менталитет.

— Мы их подкармливаем деньгами.

— Они этого не понимают, им это не надо. Ребята, идите со своими деньгами куда-нибудь, мы живем в своей деревне, нам все равно: кризис, не кризис, нам тут тихо, спокойно, сыро и хорошо. У нас же другая ситуация. Заработанные в боях деньги в России надо же куда-то деть, это отдельная проблема, поэтому, а как?

— Расшвырять!

— Надо поехать в Европу и все эти русские понты показать в полном масштабе. Это же тоже такая история, что сколько лет люди не выезжали за границу. Понятно, что в первые годы, когда это стало возможно, люди просто сошли с ума, все повалили за границу.
Вчера по телевизору видел, журналист опрашивает на улице разных граждан, просто случайно проходящих, причем разных, кто-то очень прилично одет, кто-то интеллигентного вида, кто-то какой-то полубомж, кто-то какой-то алкаш, какие-то ребята молодые «бирюлевского» вида агрессивного. Спрашивает у всех про жизнь в Москве. Все: вот, мне не нравится это, то. У нас, в Москве, плохо, масса претензий. Бабушку какую-то, она пожилая, видно, что она войну еще помнит, к ней подошли, она улыбается: «А что мне? Лекарства есть, хлеб есть, пенсию дают. Что еще надо?» Человеку реально ничего не надо, потому что человеку бывает хорошо по сравнению с тем, как раньше было плохо. Люди, которые помнят былые времена, по-другому ко всему относятся.

— Это правда. И точно по поводу заграницы, с каким мы счастьем до сих пор ее пьем. Каждый раз я обращаю внимание на людей, которые садятся в самолет — все счастливые, у всех отпуск. Не важно, даже если тебе в командировку.

— Обратите внимание на людей, которые возвращаются оттуда. Сегодня я разговаривал со своим приятелем, он говорит: «Прожил три недели в Арабских Эмиратах — хорошо, тепло, солнце, все здорово. Меня никто не толкнул, никто не оскорбил, чисто вокруг. Только захожу в самолет, понимаю — я на родине. Грязный ковер какой-то, стюардесса не очень доброжелательно улыбающаяся». Она понимает, что улыбаться ей надо по долгу службы, но улыбка у нее больше похожа на оскал — недобрая. Родина.

— А у меня украли документы в Барселоне: загранпаспорт, все кредитки, все деньги, камеру — все. Я возвращалась домой со справкой, о том что я гражданин Российской Федерации. И я с этой справкой подхожу к паспортному контролю в России, а они редко здороваются, они дают понять, что ты на Родине. Зато когда увидели мою справку и, сначала строго: что такое, почему по справке? Я говорю: «Меня ограбили». Моя трагедия им была так по сердцу. Их так растрогало, что я такая бедная прилетела, несчастная. А когда люди приезжают счастливые, загорелые, рассеянные — такие они пограничникам не нравятся.

— Я считаю, что советский автопром — это преступление, и, по-хорошему, этот завод надо бы или закрывать, или переоборудовать как-то так, ну, совсем кардинально. Это должны быть совсем другая машины. И совершенно точно не российская разработка. Надо взять мораторий на разработку российских автомобилей на 20 лет. Просто ничего не делать. И, наверное, как-то с другими машинами общаться. Есть недорогие очень иномарки, замечательные совершенно, сравнимые по цене с «Ладой Калина».

— «Лада Калина» — невнятное какое-то сооружение. Хотя может быть, дело в персонале. Может быть, поехать, учиться.

— Это не решаемая проблема. Это надо начинать с 1917 года. Не решаемая точно. Это еще Петр I пробовал делать, боролся за инновации. Ну, во-первых, для того, чтобы учить, надо, как Петр I, стричь бороды, т.е. для начала надо приводить людей, вообще в принципе в божеский вид. Не знаю, какой процент, но какой-то огромный процент мужского населения, беспробудно пьет. Но ведь это так. Люди живут этим, и неважно, что они зарабатывают, зарабатывают ли вообще. Тем более, им неважно, какие машины они делают. Соответственно, машины, мебель, дороги... Возможны варианты, все, что угодно. Им неважно, что они делают. Они пьют. В стране вечный праздник.

— Это точно. Вы знаете, что в Питере очень популярное место, «Пурга» называется. Там все время Новый год, каждый день. Ресторан такой.

— Нет, не знаю, первый раз слышу.

— Каждый день — 31 декабря, телевизор, Снегурка. Люди туда ходят за счастьем, за салатом оливье, но в такой вот, в правильной, обстановке.

— И за предвкушением.

— Да. Сейчас там будет, думаю, аншлаг. И сейчас в Москве кто-то что-то такое открыл тоже, надо выяснить. В Канаде меня знаете, что потрясло? Площадки для детей. Детские площадки под открытым небом, а на земле вместо привычных глазу мелкого щебня — кора сосны. И поэтому там, несмотря на то, что у них то снег, то дождь, — нет луж на детских площадках, и дети не бьют колени.

— По поводу детских площадок, у нас тоже возникают разные симпатичные идеи. Сейчас мы доросли до того, что производим какие-то улучшения, которые в принципе напрямую не принесут дополнительной прибыли, но это просто приятно. Это отдельная немножко тема, которой раньше не существовало. А теперь мы можем это себе позволить. Сделать детскую площадку лишнюю,
не ту, которую запланировали, а больше, красивее. То же самое, там, с отделкой вестибюлей, использованием лифтов более дорогих и т.д. — это просто приятно сделать хорошо.

— Это правда.

— Потом привел кого-то: вот смотри, как мы сделали. А он такой: «Ну, вы крутые». А я: «Ну, так». И приятно от этого. И это не материальный вопрос — это немножко другое. Но к этому постепенно все придет. В головах у людей постепенно все происходит. Сначала — деньги, деньги любой ценой, а потом начинается — я хочу, чтобы это было хорошо, я хочу, чтобы меня окружало хорошее, я хочу, чтобы меня окружали люди нормальные, хорошие, я хочу помогать другим людям, которым нужна эта помощь. И опять же, не потому, что это пиар, а потому что я так хочу.

— Потому что от чистого сердца.

— Да, да. Это внутри как-то рождается, и как-то само выходит. И это, на самом деле, нормальный и естественный процесс. Как только у человека пропадает необходимость драться за хлеб, который ему нужен для того, чтобы жить, у него появляется желание сделать хорошо, у него появляется желание какого-то эстетического наслаждения, появляется чувство красоты, появляется чувство доброты. Что-то хочется сделать приятное для других людей. Это постепенно и у нас пойдет. У нас сейчас другая история, у нас, в принципе, если достроили дом — это уже хорошо.