Первый в истории прямой военный удар Ирана по Израилю с использованием рекордного количества вооружений за одну атаку (331 элемент: 185 дронов, 36 крылатых ракет, 110 баллистических ракет класса «земля — земля») не вызвал сколько-нибудь заметной реакции мировых финансовых рынков — ни валютных, ни фондовых. А нефть, вопреки обычным ожиданиям резкого роста цен хотя бы в моменте из-за любой военной эскалации в нефтедобывающих регионах, наоборот, начала дешеветь: в первый рабочий день после атаки, 15 апреля, Brent опустился ниже 90 долларов за баррель. 16 апреля цена на нефть вернулась на уровни чуть выше 90 долларов, но в целом ценовые колебания не превышали 1%.

Почему так произошло? Прежде всего потому, что иранскую атаку коллективными усилиями Израиля и его союзников США, Великобритании и Франции удалось отразить без жертв и практически без разрушений. И мир убедился, что иранская ракетная мощь пока не позволяет нанести существенный урон Израилю, а это делает маловероятным сокрушительный ответный израильский удар по Ирану.

Еще одним важным косвенным фактором такой реакции рынков стали действия граничащей с Израилем Иордании: она открыла свои границы для израильских самолетов и позволила им сбивать иранские цели над своей территорией. То есть ясно дала понять, что единого антиизраильского арабского фронта в случае, если ирано-израильская война не ограничится этой атакой, по всей видимости, не будет. У Ирана врагов в арабском мире не меньше, чем у Израиля.

Это не значит, что эскалации в ближайшее время гарантированно не произойдет, но, кроме субъективных дипломатических усилий, есть объективные экономические ограничители новой большой войны на Ближнем Востоке. Причем это тот редкий случай, когда совпадают экономические интересы двух главных политических противников в современном мире — США и Китая. Обе страны, особенно Китай, не заинтересованы в резком росте мировых цен на нефть.

Китай стал одним из главных бенефициаров нефтяных санкций против Ирана и потолка цен на российскую нефть. По данным Главного таможенного управления КНР, в 2023 году страна год к году увеличила объем импорта российской нефти по сравнению с 2022-м почти на 25%. Но при этом потратила всего на 3,5% больше, чем годом ранее: 60,65 млрд долларов против 58,58 млрд. При этом Китай стал и крупнейшим импортером иранской нефти: с 2020-го по 2023 год эти поставки увеличились втрое. Относительно дешевая российская и иранская нефть является топливом — в прямом и переносном смысле — китайского экономического роста.

США слишком высокие цены на нефть тоже невыгодны. Ни по экономическим причинам — как главному мировому потребителю этого товара, ни по политическим — как локомотиву антироссийских санкций, в том числе против нефти и нефтепродуктов. США публично ставят цель ограничить доходы России от экспорта. Ну и рост внутренних цен на бензин перед президентскими выборами администрации Байдена явно не нужен.

Еще одним важным стабилизатором мировых нефтяных цен может стать главная нефтедобывающая держава мира — Саудовская Аравия. Ценовая стабильность и относительная предсказуемость нефтяных цен для саудитов важнее потенциальных доходов от экстремального роста стоимости нефти и высокой волатильности рынка в случае большой ближневосточной войны. А запасы и гибкая система скидок для отдельных стран позволяют Саудовской Аравии серьезно влиять на нефтяные цены даже без учета действия механизма ОПЕК+, одного из самых эффективных картельных соглашений в современной экономике.

При этом потенциал угроз глобальной экономике, которые несет большая война на Ближнем Востоке, мы уже увидели. Атаки союзников Ирана — йеменских хуситов — на торговые суда западных стран в Красном море в течение считаных недель привели к более серьезным последствиям для мировой экономики, чем два с лишним года военных действий в Европе. Из-за атак хуситов многим компаниям и странам пришлось перестраивать логистические цепочки доставки грузов, что ведет к росту стоимости товаров по всему миру.

Именно глобальная торговля, возможность замещать одни каналы поставок другими, большое количество торговых контрагентов у государств и бизнеса создают ту относительную прочность мировой экономики, которая позволяет ей выдерживать постоянные потрясения, в которых мы беспрерывно живем как минимум с начала 2020 года, когда мир узнал слово «ковид».

Но у этой глобальной экономики есть и оборотная сторона — рекордная экономическая зависимость государств и граждан разных стран мира друг от друга. Перебои поставок зерна и удобрений из России и Украины могут угрожать голодом Африке. Перебои поставок нефти из некоторых стран Ближнего Востока или нарушение глобальных логистических цепочек в случае эскалации ирано-израильского конфликта аукнутся ростом цен, бедности и экономическим спадом по всему миру.

Кроме того, иранская атака на Израиль уже привела к одномоментному крупнейшему сбою международных авиаперевозок с момента терактов 11 сентября 2001 года в США. В случае большой затяжной войны на Ближнем Востоке трудности, которые авиакомпании испытывали во время пандемии COVID-19, покажутся им невинными приключениями.

Российской экономике большая ближневосточная война тоже не сулит больших выгод, даже если начнут расти цены на нефть. Последствия удорожания импорта и вероятность существенного ослабления рубля (при любых глобальных военно-политических потрясениях доллар, как правило, укрепляется, а относительно слабые валюты слабеют) нивелируют возможное увеличение доходов от продажи нефти. Кроме того, в таком случае нельзя исключать ужесточения западных санкций против России, а не только против Ирана, а также вторичных санкций против компаний, сотрудничающих с Россией и Ираном, потому что Иран и Россия будут восприниматься коллективным Западом как союзники или партнеры в ближневосточной войне.

Экономические интересы крупных держав в современном мире, похоже, становятся заменителем дипломатии. Вопрос в том, окажутся ли эти экономические интересы сильнее личных амбиций отдельных политических элит и очевидного глубочайшего кризиса международных политических институтов, последствия которого сделали наш мир гораздо более опасным и непредсказуемым, чем еще 10-15 лет назад.