Минздрав, Минфин и ФАС обсуждают возможность появления в России механизма риск-шеринга при госзакупках новых дорогостоящих препаратов. Если поправки к закону о госзакупках примут, фармкомпании смогут получать плату за лекарства, только если состояние принимавшего их пациента улучшится.

Риск-шеринг — инновационная модель лекарственного обеспечения с оплатой за результат — давно применяется во многих странах. Оплата препарата по госконтракту осуществляется по факту получения терапевтического эффекта, иначе сумма контракта снижается. Пример: фармкомпания выводит на рынок новый продукт. Производитель уверяет, что лекарство действует с невероятным результатом, например 40% пациентов после него излечиваются. Но, когда его начинают применять на практике, оказывается, что излечиваются всего 10%.

Кто несет риски оплаты тех препаратов, которые оказались неэффективными? Государству, конечно, хочется, чтобы риски нес сам производитель или хотя бы они пополам. Но пока такого рода контракты в условиях закона о госзакупках практически невозможны. Закупка делается целиком, а уж как результат сложится, неизвестно, вернуть деньги не получится. Хотя те самые инновационные препараты часто предназначены для лечения редких заболеваний, и они очень дорогие. Эксперты приводят пример: «Золгенсма», которая на этапе клинических испытаний была объявлена панацеей от спинально-мышечной атрофии, на практике оказалась не такой эффективной.

Как схема риск-шеринга работает за рубежом, рассказывает директор Института экономики здравоохранения НИУ ВШЭ Лариса Попович:

Лариса Попович директор Института экономики здравоохранения НИУ ВШЭ «Этот вариант риск-шеринга впервые был применен на «Виагре», по-моему. Не получилось, значит, оплаты не будет. Или, например, такого рода препарат для лечения рассеянного склероза. Если лечит, то деньги заплатим. Не лечит — твои проблемы. В Англии, например, впервые такая история прошла. И в Италии, в Испании этого риск-шеринга как раз очень много. Но у нас в законодательстве пока никак не позиционируется. Риск-шеринговые контракты — это единичные контракты, связанные с конкретными малоизвестными препаратами либо редкими случаями лечения, когда закупать нужно очень таргетно и отслеживать конечные точки, что действительно есть результат. И тут всегда начинается спор между производителем или поставщиком препаратов и плательщиком. Потому что они должны четко понимать, что понимают под результатом: достигнут он или не достигнут».

Фармпроизводители говорят: надо иметь четкую шкалу критериев, которые бы показывали, эффективен или нет новый препарат. Можно оценивать четкие цифры (например, повышение или понижение давления), продолжительность жизни, качество жизни (если речь идет, например, об онкологических пациентах). Но тут тоже могут быть субъективные моменты. Если риск-шеринг и применим к российским фармкомпаниям, то очень точечно, объясняет гендиректор Ассоциации российских фармацевтических производителей Виктор Дмитриев:

Виктор Дмитриев гендиректор Ассоциации российских фармацевтических производителей «Если говорить о россиянах, то у нас мало компаний, которые выводят абсолютно новые молекулы, потому что, к сожалению, у нас парадигма такова, что, не увидев финансовых средств, которые идут на закупку, компании не рискуют вкладываться в производство. То есть для российских компаний путь вывода препарата на рынок несколько иной. Сначала заходит какая-то крупная транснациональная компания с оригинальным препаратом, пробивает дорогу, этот препарат попадает в списки, попадает в стандарты лечения, государство выделяет на закупки этих препаратов деньги, и тогда вступают отечественные компании, которые воспроизводят то, что разработали иностранцы. Сегодня разработка новой молекулы оценивается где-то от 3 млрд долларов и выше. Это не каждая компания может себе позволить».

В России такую схему взаимоотношений госзаказчиков с фармпроизводителями обсуждают уже не первый год и на самых разных уровнях. Но до реализации дело до сих пор не дошло.