Алексей Нечаев, основатель косметической компании Faberlic и лидер партии «Новые люди» рассказал главному редактору Business FM Илье Копелевичу, почему решил пойти в политику.

Партия новая, о ней заговорили мы и другие СМИ в тот момент, когда неожиданно, фактически в первый год своего существования, вам удалось провести своих представителей в четыре региональных Законодательных собрания, что является своего рода достижением и необычным достижением для новых партий. Но дальше все-таки давайте посмотрим на вас просто более подробно как на человека бизнеса. У вас большая бизнес-карьера, которая продолжалась почти 20 лет. Faberlic — известное в России название.
Алексей Нечаев: Если считать от первых продаж в переходе, то, наверное, даже 30 лет.
Почему вы, занимаясь бизнесом, который вполне успешен, устойчив, вдруг переходите в политику, которая, на взгляд многих, не вызывает большого интереса у людей бизнеса, а часто просто опасна? За примерами недалеко ходить. Что вами движет? Зачем?
Алексей Нечаев: Мое поколение людей, которые много лет в бизнесе, уже построило компании. Я десять лет занимаюсь благотворительностью, экологическим движением, у меня благотворительный фонд образовательных программ «Капитаны». И я увидел, что недостаточно заниматься своим делом, недостаточно делать что-то хорошее в окружающем мире, потому что все упирается в политический регулятор. Например, у меня много товарищей уехало из России, потому что кто-то боится, что у них бизнес заберут, они продали и уехали, кто-то считает, что здесь нет будущего. У меня один товарищ отсидел в тюрьме, никакие адвокаты не смогли ничего доказать. Я вижу, как наш благотворительный фонд, который придумал большую образовательную программу по предпринимательству в России, провел большой конкурс один год, другой год, мы приносим министерству просвещения предложение, как всех желающих в России научить предпринимательству, и уже год никакого ответа нет. У нас, конечно, есть разные возможности на них поддавливать, а им безразлично.

Без политической воли, без политического регулятора ничего большого сделать в стране нельзя. У страны нет будущего, если политическая система будет такая, как сейчас. И поэтому я думаю, что многие люди в бизнесе хотели бы эту политическую систему менять. Дальше у кого-то есть не только желание, но и смелость, а у кого-то нет. Вот я иду, со мной еще много товарищей идет, это сотня наших кандидатов в Государственную думу, это многие люди, которые в прошлом году действительно выиграли выборы в Заксобрания четырех регионов. Везде, где нас пустили, мы прошли.

Вы участвовали больше, но в четырех прошли?
Алексей Нечаев: В двух нас не пустили — подписи не признали, но в четырех прошли. В горсовете Томска набрали 15%, став третьей партией. Запрос у людей есть.
И что бы вы хотели изменить в политической системе?
Алексей Нечаев: Есть три больших пакета. Первый связан с тем, что сейчас очень по-глупому устроена система федеративного распределения налогов. Сейчас 25% собранных налогов остаются в регионе, 70% денег уходит в Москву, в Минфин. Еще 15 лет назад было наоборот — 70% денег оставалось в регионе. Тогда глава региона может развивать бизнес, развивать какие-то инфраструктурные проекты: во-первых, есть на что, и во-вторых, есть зачем развивать. Сейчас нужна только одна компетенция — ходить по кабинетам и выпрашивать деньги. Это совсем не паттерн развития, это совсем не то, что нужно регионам. Поэтому первое — оставлять больше денег в регионах, которые там заработаны.

Второй пакет — это реальное самоуправление. Сейчас, например, есть муниципальный фильтр для выборов губернаторов. Зачем он? Надо его убрать. Сейчас меньше чем в трети регионов мэров выбирают напрямую. Люди хотят выбирать мэров. Наш пример с Сарданой Авксентьевой: люди ее избрали, и они ее работодатели. Если мэра ставят местные депутаты или начальство, губернатор, то мэры служат начальству. Давайте мэры будут служить своему народу, тем, кто их избрал, своему городу. То же самое — муниципальные главы районов. Давайте их всех избирать, в чем проблема. Это самоуправление можно расширять вплоть до автономии университетов, можно вводить родительские советы в школах не формальные, как сейчас, а чтобы они решали, что дети будут кушать, как дети будут учиться. Мы страна взрослых людей, хватит нас считать детишками. Это второй пакет.

И третий пакет — снятие или снижение налогового, административного и силового давления на бизнес. У меня есть несколько молодых ребят, я как наставник выступал, у них по 300 млн рублей выручка, по 400 млн, у кого-то миллиард. Я говорю: «Двигаемся так, так, так, правильно?» Они говорят: «Правильно». Я говорю: «У тебя выручка будет не 300 млн, а миллиард. Не миллиард, а два. Готов?» Он говорит: «Нет». Я говорю: «Почему?» Он говорит: «Я боюсь, у меня отнимут».

А это прямо с налогами связано или с чем-то другим?
Алексей Нечаев: В основном, конечно, милиция, прокуратура цепляется за налоги, но не всегда. Основания разные, но сегодня всего проще зацепиться за налог, за обналичку, если тем более она действительно есть, — и все, дело готово. Если налоги упростить, снизить этот административный пресс... Мы очень много отчитываемся, зачем это все?
Вы говорите, 15 лет назад было по-другому. Если вспомнить, 20 лет назад, да и 15 лет назад, избирали всех губернаторов, было больше полномочий у регионов...
Алексей Нечаев: И экономика росла, и люди лучше жили.
С 2005 года выстроилась вертикаль. И, в общем-то, это не вызвало никакого протеста, по крайней мере тогда, у большинства населения, люди хотели сильной центральной власти, потому что боялись развала страны.
Алексей Нечаев: Название «Единая Россия» отвечает на запрос 1990-х годов — люди действительно боялись, что страна развалится. Но это запрос уже 15 лет назад удовлетворен. Или мы по-прежнему боимся, что страна развалится?
А мы еще не пробовали дать волю. То есть мы пробовали в 1990-е годы. Люди по-разному относятся к этой эпохе, но в широких массах это оставило негативный след в памяти, и слово «демократия» себя в значительной степени дискредитировало.
Алексей Нечаев: Слова «воля» и «вольные люди» никакого негатива у людей не вызывают. Почему люди голосуют за «Новых людей»? Потому что признают, что это вольные люди. Вы ошибаетесь, люди очень хотят на волю из этой вертикали.
Это очень большая и важная идеологическая позиция, которая важна для того, чтобы мы понимали, с чем вы идете. А практически? Конечно, большой успех — за первый год пройти в четыре Заксобрания. Предположим, огромным успехом будет для новой партии «Новые люди» вообще пройти в Госдуму. Но всерьез рассчитывать, что вы сможете там создать фракцию, которая сможет влиять на решение таких вопросов, вряд ли вы сейчас на это замахнетесь, если говорить серьезно. Это идеи. Что практически вы можете обеспечить сейчас?
Алексей Нечаев: Нет, я с вами не согласен. Например, мы видим, что когда какое-то здравое суждение сказано даже маленькой фракцией в два-три человека, то остальным фракциям надо что-то на это отвечать. Например, в Томске был большой бюджет, 17 млн, просто на пиар местной думы. Мы говорим: «А чего пиар, может быть, давайте крышу школе сделаем, конкретной школе?» И всем так неудобно, единороссам и остальным, они говорят: «В принципе, давайте». Когда делаешь дельное предложение, надо как-то реагировать. Как ни вынуждали «Единую Россию» проголосовать на последней сессии, чтобы они приняли обязательную вакцинацию, они такие: «Нет, мы не будем». Если ты имеешь позицию и она озвучена, то всем с ней приходится жить дальше.
Почему именно «Новые люди»? Я даже по-другому поставлю вопрос. Когда появляется партия, во главе которой человек из бизнеса, очевидно, его единомышленники, то сразу возникает дежавю, начиная с «Правого дела», «Союза правых сил», Прохорова, Партии роста — я четыре пальца загнул из пяти.
Алексей Нечаев: У вас дежавю?
Да.
Алексей Нечаев: У меня нет дежавю.
Оно есть, по крайней мере, у людей, которые здесь, в Москве, наблюдают за политическим процессом, и кажется, что это переиздание очередной попытки, причем надо сказать, что наша вертикаль достаточно благосклонно даже в течение какого-то времени смотрит на эти попытки. А потом мнение меняется, и эти партии сходят с арены, так ничего и не добившись. Вы чем-то отличаетесь? Вы думаете, у вас будет иначе, или что-то в основе здесь иначе?
Алексей Нечаев: Давайте не будем совсем далеко уходить, в историческую глубину. Вот посмотрим на Партию роста. С ней ничего не случилось.
Она ничего не завоевала.
Алексей Нечаев: Она ничего не завоевала, но меня же тоже в Партию роста приглашали четыре года назад, пять лет назад, и что я увидел? Что партия смотрит узко. Смотрит на избирателя, как на предпринимателей, бизнесменов, но проблемы в стране шире. Проблема в том, что в целом не хватает свежего воздуха. Нет просто доходов не только у предпринимателей, но у самой народной массы. Не только причем денег — нет роста впечатлений, нет возможностей сделать что-то большое в жизни и быть вознагражденными. Все эти социальные лифты перекрыты, остался только один социальный лифт — стать блогером, раньше на YouTube, потом в Instagram, сейчас в TikTok. Все, больше ты ничего большое, яркое не сделаешь и никем не станешь.
И всякие инновационные компании?
Алексей Нечаев: Ну и где они? Я же финансирую некий инвестиционный стартап, там особо не разгуляешься, очень маленький рынок в России, поэтому надо идти в мир. А чтобы идти в мир, Россия должна быть частью мира. Когда Россия хочет быть осажденной крепостью, тебя в мире просто везде будут арестовывать и бить, а когда Россия — часть мира, то иди и делай бизнес во всем мире, и это тоже очень важный момент. Поэтому политические ворота, политические ключи, они сегодня самые главные для того, чтобы жизнь в стране поменять.
Чему вас научил опыт первой предвыборной кампании? Прохождение в четырех регионах — да, это успех. Были регионы, где вы пытались, но не получилось. Вам там открыли ворота везде? Мы как-то привыкли, что административный ресурс, мягко говоря, решает очень многое.
Алексей Нечаев: Конечно, то, что Госдума в прошлом году приняла норму по плохим подписям, [сыграло роль]. Раньше было 10%, если подписи не годятся, то есть больше 10% — тебя снимают, потом снизили порог до 5%. Например, в Белгороде у нас было бракованных подписей, по мнению избиркома, 7,5%, то есть по старому закону мы прошли бы, а по новому — уже нет. Уже была бы регистрация, а по новому закону уже все. В прошлом году мы учились, да, у нас есть претензии и в Белгороде, и в Воронеже, но тоже, действительно, если подписи не годятся — ну что поделать. Мы учились, мы собирали с избытком. Почему в Новосибирске нас зарегистрировали? Мы сдавали подписи 18 тысяч, а собрали 35 тысяч, в два раза больше, и выбирали самые лучшие. Поэтому делайте с запасом — и у вас не украдут. Мы в Краснодаре шли с показателем чуть больше 6%, мы видим же экзитполы, и нам дали 4,94. То есть чуть-чуть можно украсть, а если придешь с большим запасом, то у тебя сколько ни укради, у тебя останется 8%.
Поясню, что в Краснодаре вы были на грани прохождения.
Алексей Нечаев: Мы были близки, по экзитполам мы прошли, а вот по «жизни», по данным избирательных комиссий — они там на следующий день целый день пересчитывали, три участка пересчитывали целый день, прямо как в Америке у нас было.
А кампания наблюдения и так далее как у партии получилась?
Алексей Нечаев: Партия ставила сплошное наблюдение везде, без наблюдения нельзя, ловили за руку. Надо отдать должное, мы в Нижнем Новгороде поймали главу избирательного участка, которая пыталась вбросить. Мы этот сигнал дали, и через 15 минут милиция ее арестовала. В этом смысле надо отдать должное, что легитимность важна не только нам, но она важна всей политической системе, то есть когда ты кого-то ловишь за руку, система его не защищает, она его сдает. Мы это видели по Пензе сейчас, по Ульяновску. Если кого-то поймали, уже не открутишься.
Давайте вернемся к предыдущей теме. Почему вы думаете, что у вас получится в результате лучше, чем у Немцова, у Прохорова, у Титова, которые тоже создавали политические партии, в общем, с близкими идеологиями, [идеологиями] буржуазной либеральной партии.
Алексей Нечаев: Ну мы-то никакая не либеральная партия, и никакая не буржуазная. Вы же сейчас видели наш актив, частично молодежный, мы партия очень широкая. Мы партия обновления страны. Какая мы либеральная или буржуазная партия? Я что, похож на буржуазного человека?
В слове «буржуазия», кстати, ничего обидного быть не должно, это нас советская власть только приучила к этому слову…
Алексей Нечаев: В России слово «либерал» стало ругательством, близким к матерному.
И «буржуазия» тоже?
Алексей Нечаев: Да. Поэтому не надо мне приписывать какие-то ярлыки.
А как бы вы себя назвали, на какую аудиторию избирателей ориентируетесь?
Алексей Нечаев: Например, мы партия сообществ. У нас очень много людей из экологических сообществ, из сообществ урбанистов, из тех, кто, например, в Алтайском крае делает парки. У нас там глава списка — Человек-парк, у него такой позывной в регионе. У нас много родительских сообществ, это коммунитаристская партия, никакие мы не либералы.
Когда вы говорите о предоставлении больших прав регионам, больших полномочий регионам...
Алексей Нечаев: Это демократическая идея, но не либеральная.
Термины, надо сказать, во всем мире сильно перепутались, но я говорю о том, какое неизбежно возникает ощущение. Потому что партия, созданная предпринимателем, — ну как бы предприниматель должен идти за больше свободы, больше буржуазии.
Алексей Нечаев: Я создал свой большой бизнес, выручка которого превышала 30 млрд рублей. Во-первых, это международный бизнес. У нас больше 60% продаж за пределы России, то есть в России мы [проводили] только 40% продаж. Не так много в России таких предприятий — раз. Второе: я построил этот бизнес с десятком тысяч партнеров, и я сделал очень хорошие товары за не очень большие деньги. В этом смысле мы такой народный бизнес. У нас очень много партнеров, которые строят свои сети, распространителей товаров недорогих, но очень качественных. Сейчас наша помада, например, в Италии продается — там хит номер один. Мы из Италии берем cырье, везем в Россию, фасуем, и в Италию обратно везем и продаем. Поэтому мы очень народная история, а не какие-то там люксы, не торговцы алкоголем и так далее.
Интересно, вы сказали — партия сообществ. Есть домовые чаты, есть родительские чаты, есть чаты по интересам, но все-таки политическая партия должна отвечать на какие-то общие государственно-общественные вопросы. А удается ли из таких разных сообществ слепить единый взгляд на вопросы экономики и политики? Потому что этих людей может объединять критическое отношение к домоуправлению, а во всем остальном они могут совершенно по-разному относиться.
Алексей Нечаев: Вы абсолютно правы, я с вами согласен. Просто потому, что я этих людей знаю, действительно, на многие вещи они смотрят по-разному, но я не хочу, чтобы в партии был единый взгляд на то или на другое, потому что партия, где есть единый взгляд, она уже есть и без нас, и эта партия с четырьмя фракциями в Госдуме уже сидит: партия стабильности, партия единого взгляда. Я считаю, что в разнообразии огромная ценность. То, что люди по-разному смотрят, очень хорошо.
Ну избиратель же должен понимать примерно, за что в каких случаях вы будете голосовать, а за что не будете.
Алексей Нечаев: Да, и у нас получается договариваться. Вот сегодня 11 коллег вышли с идеей повышенного подоходного налога, у нас эта дискуссия в партии идет уже больше года. И каждый человек, который приходит с какой-то идеей, [может ее высказать], у нас есть дискуссионные клубы, где мы это обсуждаем. И видно, как потихонечку взгляды сближаются. Они пока не единые, и нет цели, чтобы они были единые, потому что в разнообразии большая сила, но взгляды сближаются. [Люди] слышат друг друга, мы партия еще и образовательная, у тех, кто в нее входит, формируется критическое мышление. Я помню, в юности меня всегда смущало выражение «Учение Маркса истинно, потому что оно верно». Идите в баню! Понимаете, мир очень сложный, мир меняется. И интересно, когда люди свои взгляды меняют, когда они, что-то по-новому увидев, начинают по-другому смотреть. Поэтому партия — в том числе и клуб, где обсуждение идет. И это очень интересно.
Если вы пройдете в Госдуму, какие первые действия вы там предпримете? Если реалистично рассуждать, что вы создадите фракцию, которая сможет [оказывать влияние] теперь, по поправкам в конституцию. Кстати, утверждения министров за Госдумой. Но мы не думаем, что прямо так все изменится, что вдруг вы — именно правящая партия?
Алексей Нечаев: Нет, я не думаю, что так все изменится за оставшееся время. Хотя август — очень коварный месяц, может многое в России поменяться.
Это предположения из области фантастики, а вот что насчет реалистичных предложений? Давайте исходить из того, что реализована программа минимум, и вы оказались там.
Алексей Нечаев: Я сказал вам, что это три пакета. Один, связанный с реальным федерализмом, — [идея] оставлять деньги в регионах. Это предложение поддерживают не только сторонники нашей партии, но и сторонники очень многих партий: и коммунистов, и «Единой России» — я это вижу по разговорам с людьми и по социологии. Поэтому, если это предложение будет [выдвинуто] — оставлять четверть центру и три четверти регионам, — пусть попробуют другие партии не поддержать его.
Здесь есть определенный консенсус, глава Счетной палаты даже говорил… Об этом даже властная вертикаль сейчас говорит сама, так что здесь большой революции не произойдет.
Алексей Нечаев: Мы это «качаем» уже почти год не только в публичной сфере, мы же продвигаем в разных коридорах, поэтому, конечно, консенсус еще не сложился, но он начинает складываться. Но нужен триггер, чтобы кто-то сказал: «А?» — И все ответили: «Ну да». Второе — по выборности мэров. Тоже — и сторонники «Единой России», и сторонники коммунистов, и многие другие тоже поддерживают прямые выборы мэров. Если такой пакет предложений вносится, пусть партия голосует или за, или против. Дальше — наш налоговый пакет о снижении силового административного пресса. Хватит, чтобы учитель занимался половину времени бумажками, пусть занимается детьми. Хватит, чтобы врач половину времени тратил на отчетность, пусть занимается пациентами. Я скажу: «Пусть эфэсбэшники и милиционеры занимаются не половину времени отчетностью, а все время занимаются своим делом». В этом смысле придурки, извините, которые будут говорить: «Зачем это? Нет, пусть будет административный пресс, надо больше людей сажать, пусть будет силовой пресс, давайте бизнес отнимать». Я не знаю, кто так скажет. Поэтому даже маленькая фракция, как вы говорите, в программе минимум, маленькая, но злая, сильная, она много что очень может. Попробуйте поспорить с тем, что нравится людям, и тем, что по делу.
Когда вы вышли на политический федеральный уровень, вы советовались с кем-то? У нас и на уровне федеральном, и на местных уровнях есть политические структуры при структурах власти.
Алексей Нечаев: У меня много разных товарищей, и сначала эта идея у нас появилась вместе с капитанами, с нашей образовательной программой, с ребятами, студентами после летних событий 2019 года в Москве. Вы помните эти события, когда, конечно, молодым людям было непонятно: ну да, может быть, они нарушают Административный кодекс, вышли на несанкционированный митинг, но зачем их жестко гасить? У людей было непонимание. Они пришли ко мне, мы стали разговаривать, слово за слово, и к осени появилась идея: может быть, сделать партию? И я пошел разговаривать с разными людьми, предпринимателями, людьми, с которыми я по жизни советуюсь, и часть людей говорят: «Слушай, не советуем тебе это делать». Часть говорит: «Знаешь, мне кажется, время пришло». Кто-то говорит: «Слушай, иди делай, но только...» Я спрашиваю: «Ну ты поддержишь?» Он говорит: «Я приду проголосовать, но так вот лично не пойду». Кто-то говорит: «Знаешь, я тебе деньгами помогу, но ты меня не упоминай». То есть очень разные были реакции, но в целом я видел, что это находит отклик, это интересно, у всех глаза загорались.
А с властями у вас были разговоры, с теми, кто политикой во власти занимается?
Алексей Нечаев: У меня этот разговор был не словами, он был делом. Когда мы делали съезд, то наши юристы советовались, я скажу мягко, с людьми в Минюсте. Мы спрашиваем: «Что мы должны сделать, чтобы нам партию зарегистрировали?» Они говорят: «Во-первых, пригласите на съезд людей из Минюста, чтобы просто видели все, что происходит это по-настоящему». И второе: «Советуем вам политическую программу сделать покороче, потому что если будет большая программа, чего-нибудь там найдут, похожее на экстремизм». Поэтому у нас программа на два листа, и они дали несколько таких советов. Ко мне пришли юристы. Я говорю: «Слушайте, а может, нам пока сейчас устав такой принять, а потом мы его поменяем?» А это опытные люди, они смотрят на меня и отвечают. Юристы смотрят на меня, люди опытные, говорят: «Ты знаешь, Алексей Геннадьевич, давай мы устав такой примем, чтобы потом уже не менять, а то есть партии, которые потом пытались это сделать и всего лишились, давай уж делать раз и навсегда». Поэтому есть какие-то вещи — сигнал Минюст, конечно, посылает, но дальше есть процедура, и мы потом [спрашиваем] 50 юристов, чтобы в 50 регионах сделать тоже организации очень быстро. Чтобы быть федеральной партией.
Причем, как я понял, вы ориентировались на интернет-сообщества. Это и есть актив партии?
Алексей Нечаев: Я бы так не сказал. Мы — разные сообщества, да. Но сообщества, например, блогеров или каких-то лидеров общественных мнений, это, скорее, все-таки уже мы начали весной, уже летом прошлым набирать. Нет, это был такой наш актив. Образовательная программа «Капитаны», кроме того, что есть аналог в Москве и еще в 12 регионах, она еще очень много сделала выездных лагерей, конкурсов в течение трех лет. Поэтому у нас актив в регионах, по всей России он уже был, молодежный в том числе актив.
Партия не так давно существует, поэтому, может быть, опыт небольшой, но когда партия набирает какой-то ход, могут появляться какие-то люди, которые хотят присоединиться. Они могут быть разного политического оттенка. Например, Прохоров с Ройзманом, такой тандем возник. А потом, очевидно, фигура именно Ройзмана кого-то сильно раздражала уже в верхах. Скажите, что будет, если кто-нибудь из людей, которые в ФБК (признан иноагентом, экстремистской организацией и ликвидирован судом. — Business FM) работали, придут и скажут: «Мы хотим с вами»? Пусть они придут не первые, понятно, что они вообще находятся уже вне легального поля.
Алексей Нечаев: У нас в активе в Москве, в Питере много ребят, которые состояли в «Яблоке». У нас есть парень, который несколько лет назад был одним из активистов Навального. У нас люди разные приходят. И дальше там в чем вопрос, многие считают, что политика — это острая болтовня, а кто-то считает, что политика — это делать. Мне не важно, кем были люди, которые приходят что-то делать в окружающем мире. Но есть люди, которые приходят просто, чтобы потом под флагами партии круто высказаться, кого-то обозвать, сказать то, что нам не близко, конечно, они у нас особо не задерживаются. Да они к нам особо и не приходят, потому что для людей, у которых острая позиция, непримиримая, наша партия слишком спокойная.
Вы сказали, что те, кто стремится менять систему, они все заканчивают тем, что шьют спецодежду на зоне, и это не совсем ваш путь.
Алексей Нечаев: Не все, но некоторые. Есть же тоже эпохи. Вот, например, чем было тоже сложно Борису Титову в 2016 году? Это была эпоха крымского консенсуса. Экономический рост в 2013 году закончился, вот всего несколько лет не было экономического роста — с 2013-го по 2016-й, все три года падали доходы людей, но в принципе была некоторая посткрымская эйфория. На вопрос: а зачем какая-то Партия роста, тоже было сложно ответить. Сейчас прошло пять лет с 2016 года, поэтому эпоха другая. Мы задали вопрос вместе с ВЦИОМ, 59% людей поддерживают высказывание, что страна идет куда-то не туда. 59% — это новое большинство, люди не хотят, чтобы было как сейчас. Поэтому, когда мы предлагаем что-то менять, то люди во власти смотрят и говорят: «Ну, наверное, да. А давайте обсуждать, как и что». Сейчас другая ситуация, совсем другое настроение в обществе.