В последние недели мы постоянно слышим и в России, и в мире от чиновников (по определению людей небедных и точно обеспеченных хорошим жильем и запасами денег на много лет), что, мол, сначала надо спасать людей, а «экономикой займемся потом». В реальной жизни так не бывает: ни война, ни эпидемии не могут отменить или упразднить экономику.

Само греческое слово «экономика» означает «умение вести дом». Так что экономика — точно такой же «дом» и для страны, и для каждого человека, как и непосредственно жилища, в которых люди надеются каким-то образом «переждать» коронавирус.

Поэтому «спасать жизнь людей» и «спасать экономику» в случае с пандемией — это не взаимоисключающие, а взаимодополняющие и неотъемлемые друг от друга задачи. Их нельзя решать одну после другой — только одновременно и каждодневно.

Россия тоже вынуждена и будет вынуждена еще более решительно заниматься спасением экономики — не «поддержкой отдельных категорий граждан», а именно спасением. Почти у двух третей россиян нет никаких сбережений, показал опрос. Подавляющее большинство тех, у кого они есть, могу прожить на эти деньги не более полугода. При этом вряд ли вообще кто-то адекватно может оценить сейчас стоимость своих накоплений: мы не представляем, какой будет курс рубля, как взлетят цены, что будет вообще со снабжением людей самым элементарным продовольствием и товарами первой необходимости в России в ближайшее время. И главное, не знаем, когда это в принципе кончится. У нас сейчас нет «горизонта планирования» жизни дальше чем на «нам бы день простоять да ночь продержаться».

Банки должны обеспечить бесперебойность расчетов и платежей. Поэтому спасение банков — это тоже борьба за жизнь и здоровье людей. Пока Банк России собирается залить в банки более 4 трлн рублей. Свои национальные банковские системы сейчас экстренно поддерживают все государства.

Пока мы говорим преимущественно о налоговых каникулах для предприятий и граждан, об отсрочках выплат взносов на капремонт и не говорим о каникулах по выплатам за ЖКХ. Но с большой долей вероятности нам придется идти не на налоговые каникулы, а на полноценную налоговую амнистию — прощать налоги как минимум предприятиям малого и среднего бизнеса, переставшим существовать практически в одночасье, до конца года.

Миллионы людей могут оказаться неспособны обслуживать кредиты. Значит, придется идти на массовый пересмотр условий по кредитным договорам.

У России в последние годы накопился значительный профицит бюджета, и удалось накопить существенные деньги в Фонде национального благосостояния. Сейчас наступает пора эти деньги активно тратить — их оставляли на черный день. Этот черный день, очевидно, наступил, и конца ему не видно. Точнее, этот конец будет определяться самой реальностью (той же экономикой), а не только ходом распространения коронавируса, смертность от которого пока ниже стандартной ежегодной смертности от туберкулеза.

Заниматься экономикой сейчас именно ради спасения жизни и здоровья миллионов людей нужно еще и потому, что в пожарном порядке, на ходу приходится пересматривать саму суть организации национального здравоохранения. Теперь не нужно объяснять, зачем нужна так называемая медицина катастроф и почему оказание медицинской помощи — это не обычная «коммерческая услуга», а прямая обязанность государства, его важнейшая социальная миссия. Любому государству надо иметь деньги и рабочие руки, чтобы максимально быстро развертывать временные госпитали по всей России и снабжать их всем необходимым оборудованием. Нужно иметь врачей, способных лечить, и медсестер, способных им помогать. Это тоже экономика. И тоже прямая забота о жизни людей.

Пандемия меняет наши представления о том, зачем вообще нужна экономика. Не ради дворцов и яхт. Не ради потребительского бума. А прежде всего — ради обеспечения полноценной, нормальной, достойной повседневной жизни людей. Ради того, чтобы не было массового голода. Ради того, чтобы люди могли за свою единственную, по-прежнему очень короткую и крайне уязвимую жизнь попутешествовать.

Спасая экономику, мы спасаем жизнь человека и человеческой популяции. Это и есть высшее возможное проявление гуманизма.