СК: наличие заболевания у Васильева не препятствие для привлечения к ответственности

— В каком он сейчас состоянии находится?

— Мне сказали, что состояние у него тяжелое. Более подробно мне из больницы не сказали. Он находится в реанимации. Там принимаются все меры для приведения его в нормальное состояние.

— Когда он поступал в изолятор, речь шла о диабете? Представление имели люди?

— Да, конечно. Ему вызывалась дважды скорая. Один раз ее вызывали в УВД «Беговой». Приехал врач, замерили сахар, сказали, что ему нужны инъекции. При мне он инъекцию сделал себе. И потом в два часа ночи я вызывала скорую в Следственный комитет. Когда приехал наряд, они сказали, что у него сейчас сахар 10. Это почти что норма. Я говорю: «Ребят, ну какая норма? Норма — 5. А у него в два раза больше». Я говорю: «Вы не могли бы написать справочку о том, что может ли он участвовать в следственных действиях?» Они сказали: «Мы таких справок не пишем». Я говорю: «Ну хорошо, а что делать с инсулином?» И врач сказал следователю, что ему необходимо иметь при себе инсулин и глюкометр, что это жизненно важные необходимые предметы. И следователь сначала и собирался якобы ему их отдать. Достали вот это все из рюкзака, а потом зашел разговор о том, что они же у него изъяты как личное имущество и указаны в протоколе. Я говорю — и что из этого? Я говорю — вы следователь, вы распоряжаетесь всем изъятым. Вы вполне можете подготовить документ о том, что из протокола личного досмотра изъяты такие-то — такие-то предметы и переданы такому-то именно потому, что они являются для него жизненно необходимыми. Он сказал: «Не буду я этого ничего делать. Пускай вот опер отвечает». Опер говорит: «А что я сделаю? Я протокол составил — и все». После этого у него забрали глюкометр и все эти инсулиновые препараты и увезли его. Я считаю, что именно это повлекло ухудшение его состояния. Во-первых, отсутствие инсулина. Ему нужна инсулинотерапия семь-восемь раз в сутки. Плюс нервное состояние, которое дало подъем сахара до 30 единиц, а потом 37. Это такая уже критическая цифра.

— Появилась информация, что следователь в реанимацию приходил, несмотря на его критическое состояние.

— Нет. Врач сказал, что любые следственные действия с ним запрещены.

— То есть никаких разговоров в реанимации не было?

— Нет-нет.

— Это можно рассматривать как элемент давления однозначно. А можно рассматривать как элемент страха и неквалифицированности следователя. Безусловно, это такое бесчеловечное отношение. Это результат несогласованных действий с начальством. А если бы еще следователь написал начальству рапорт и можно было бы в дальнейшем и начальство привлечь к ответственности… Но дело в том, что начальство не дает таких распоряжений письменно. А следователь боится их требовать письменно, потому что ему скажут: в следующий раз мы назначим более лояльного следователя. Что касается задержанных. Есть четкий перечень заболеваний, которые препятствуют пребыванию в СИЗО и отбыванию срока. Но это люди умирающие. Так вот, здесь такой интересный медицинский казус: сахарный диабет, инсулинозависимая форма — это такое состояние, которое внешне может никак не проявляться. Очень легко человека в состоянии сахарного диабета привести к той стадии, когда он уже умирает, если ему не будет вовремя оказана квалифицированная медицинская помощь. Это не только может привести к его гибели, но каждая диабетическая кома — это серьезный удар и встряска для организма, которая может в дальнейшем привести к необратимым последствиям. Вовремя не проведенная инъекция или несъеденная еда — так вот этот обычный, с точки зрения врачей, процесс в наших СИЗО, в наших тюрьмах, он зарегулирован настолько, что никто не хочет брать на себя ответственность давать человеку инсулин. Причем это такая довольно сложная процедура, на которую должен дать разрешение следователь, который никаких медицинских знаний не имеет.

— А в изоляторе не спрашивают, есть ли какие-то хронические заболевания?

— Безусловно, это все должно происходить. Но для того, чтобы человек грамотно и квалифицированно изложил и сказал, предупредил об этом, рядом с ним или, во всяком случае, на связи с ним должен находиться адвокат. Но вы знаете, как происходит? В каждом следственном изоляторе есть квалифицированный врач. Вопрос еще зависит от того, дежурит он в это время или нет. Но, скажем так, по своей анкете он задает несколько вопросов формальных. Человек говорит, да, я страдаю диабетом. Врач говорит: ну, хорошо. Мы должны получить подтверждение этого. Мы должны связаться со следователем. Видимо, не нашелся этот врач, раз у него поднялся сахар. Значит, не выполнили требования.