Как это ни чудовищно, но трагедия над Черным морем и гибель ни в чем не повинных людей дала повод некоторым для политических инвектив. Ряд известных блогеров и общественных деятелей сочли возможным публично заявить о том, что им «не жалко» погибших и они не намерены скорбеть. Дескать, погибшие каким-то боком причастны к проводимой Россией политике в Сирии и потому эти якобы «гуманисты» не могут жалеть журналистов НТВ отдельно от детей Алеппо. Кто-то методом политической возгонки добрался и до лично Путина: мол, если бы не его вмешательство в Сирии, то и хор имени Александрова был бы цел, и Доктор Лиза, и вообще все, кто летел на том самолете.

То, что пафосное сплетение тезисов о прямой связи войны в Сирии с гибелью людей в авиакатастрофе не бьется никакой логикой, апеллирующих к гуманизму и пацифизму не смущает. Во-первых, самолеты и вертолеты бьются у нас вне связи с войнами что в Сирии, что в Донбассе. Во-вторых, даже если это был и теракт, то неучастие в войне в Сирии ни сном ни духом Германии, к примеру, не спасло ее граждан уже от нескольких терактов исламистов, в том числе от произошедшего одновременно с убийством российского посла в Турции. Люди были убиты просто за то, что шли на рождественский базар.

Есть и другие крайности. Среди ура-патриотов нашлись те, кто призывает лишать гражданства авторов оскорбительных высказываний по отношению к жертвам трагедии или как-то еще наказывать тех, кто «не так скорбит». Таким образом, морально-нравственные болезни нашего общества дают о себе знать самыми разными симптомами.

Кстати, о теракте. Отношение к этой версии авиакатастрофы тоже является политизированным, превратившись для части публики в «тест на лояльность или оппозиционность режиму». Следователи пока не отмели окончательно эту версию, но с самого начала называют ее маловероятной, выдвигая на первое место либо техническую неисправность, либо ошибку пилотов, либо сочетание и того, и другого. Однако в нашем обществе посеяно столь сильное недоверие практически ко всему, что говорят и делают власти, что многие в отрицание теракта не верят по сугубо политическим причинам — вне зависимости от истины, если она будет установлена. Ну, разумеется, говорят скептики: ведь теракт — это позор для Минобороны и ФСБ, громкая оплеуха на третий день после освобождения сирийского Алеппо. Ах, найден, говорите, свидетель, видевший, как самолет якобы пытался совершить аварийную посадку на воду? Но мы не верим вашему свидетелю, ведь он сотрудник погранслужбы ФСБ, а ФСБ заведомо против версии теракта. Вспоминают, что по поводу гибели нашего пассажирского самолета в Египте спецслужбы молчали аж полтора месяца, признав в конце концов факт взрыва на борту.

Вообще, упреки в недостаточной гласности, открытости действий властей во многих критических ситуациях подчас бывают справедливы. В свою очередь, такая закрытость, по крайней мере, частично может быть объяснена тем, что власти не хотят в ответ на открытость слышать одни злорадные упреки и обвинения без солидарного желания помочь вместе решать создавшуюся проблему. Открытость властей и солидарность с ними граждан во имя решения общенациональных задач — вещи вообще-то взаимосвязанные.

Как лечить подобные общественные болезни? Как лечить, с одной стороны, моральных уродов, устраивающих «пляски на костях» погибших соотечественников? С другой, тех, кто всякий раз призывает к репрессиям против инакомыслящих, которые не ходят единым строем. С третьей стороны, как преодолеть исторически традиционную закрытость российской власти, считающей, что, мол, «люди не поймут» некоторых непростых и неоднозначных обстоятельств, процессов и политических действий, посему им лучше ничего не знать. Простого ответа нет. Однако поиск «черных ящиков», где может быть ключ к сложным ответам, надо начинать с выстраивания взаимного доверия власти и общества, а также гражданской солидарности. И с того, что в дни национальных трагедий люди, принадлежащие к одной нации, все же должны сплачиваться в горе и сострадании, в тактичном отношении к жертвам, а не «собачиться» по этому поводу.