В «Марсельезе» есть такой рефрен: Aux armes, citoyens! (Граждане, к оружию!). Франция переживает патриотический подъем — резко подскочил интерес к воинской службе. Всеобщая воинская обязанность просуществовала в стране двести лет, со времен Великой французской революции до конца ХХ века. Теперь все военнослужащие — профессионалы. Так вот, по данным армейского информационного центра CIRFA, в службы найма вооруженных сил в целом по стране со времени терактов обращается около тысячи человек. В рекрутерском пункте в Венсенне обычно было 30 в день, сейчас 140. Это через Интернет. Еще до сорока молодых людей приходят лично, вдвое против обычного. Из Лиможа сообщают — рост на 30%. И так по всей стране. После нападения на «Шарли» в январе этого года рост был на 50%.

По расчетам военных, к концу года армия получит 170 000 кандидатов на профессиональную воинскую службу. В среднем на одно место претендует 2,4 человека. Для сравнения: общая численность Armée de terre — сухопутных сил Франции составляет 115 тысяч человек, включая Иностранный легион и Пожарную бригаду Парижа.

Олланд обещал, что сокращений в вооруженных силах не будет до 2019 года. Усиливаются спецслужбы и полиция — до 10 тысяч новых мест, включая 2500 в министерстве юстиции и 5000 в полиции и жандармерии. Это вернет численность сил правопорядка к уровню предкризисного 2007 года.

На встрече с мэрами Олланд еще обещал больше пуленепробиваемых жилетов и больше оружия для полиции. Больше оружия? И вот тут я задумался. Мне и сейчас не по себе, когда вижу здесь, во Франции, вооруженных полицейских, армейские патрули на парижских улицах. У Эйфелевой башни недавно фотографировались. Рядом стоит долговязый рыжий солдат с винтовкой, тревожно оглядывается вокруг. Я ему подмигнул, говорю: «Bon chasse!» (Счастливой охоты!). Парень прыснул, но тут же вытянулся, с опаской оглянулся на командира. А я подумал: в соседней Англии-то полиция безоружно ходит.

Нет, полицейский спецназ с оружием и там есть, но обычный «бобби» оружие на патрулирование, причем пешком, не берет. Традиция такая. Считают, безоружному полицейскому граждане больше доверяют, спокойнее подойдут что-то рассказать, чем-то поделиться. По опросам, большинство (до 82%) британских полисменов поддерживают эту традицию, даже при том, что треть опасается за свою жизнь. При этом в Англии один из самых низких в мире уровней происшествий с применением огнестрельного оружия. Сравним: в 2013 году в США был 461 один случай «оправданного смертоубийства» (justifiable homicide, это термин такой, чтобы отличать обстоятельства убийства), совершенного полицейскими. В Британии в том же году не было ни одного подобного случая.

Кроме Англии, полисмены не имеют оружия при патрулировании также в Норвегии, Ирландии, Исландии и Новой Зеландии. Как это связано с терроризмом? Напрямую — нет, косвенно — самым важным, коренным образом.

Вскоре после парижских терактов выяснилось, что они планировались из брюссельского района Моленбек, населенного в основном марокканскими иммигрантами. Марокканцем по происхождению был и главный организатор терактов Абдельхамид Абауд. По словам экспертов, Моленбек — это лучшее место, где потенциальному террористу можно бесследно исчезать и появляться. Что там происходит, ни власти, ни спецслужбы толком не знают, местные просто не доверяют никому, кто хоть как-то связан с государством.

Я слушал одного такого специалиста, и на память пришел мой любимый лондонский Брикстон. Сейчас, когда приезжаю в Англию, останавливаюсь у друзей в этом многоцветном, бурливом районе, с особой атмосферой, галереями, цветами, книжными кафе, магазинчиками и ресторанами всех народов мира. Стригусь у знакомого парикмахера-ямайца с растафарианскими дредлоками (еще, по секрету, у него всегда самые красивые девушки района сидят, волосы поправляют). Подбритые шею и виски он мне дежурно протирает водкой, я дежурно кричу — не надо, я за рулем!

Тридцать лет назад Брикстон был не таким — запущенным гадюшником. Я как раз начинал корреспондентом в Лондоне в 1981 году, когда в Брикстоне вспыхнули бурные волнения. Был кромешный ужас — стычки с полицией, раненые. Когда успокоилось, стали думать, что делать. Нет, бронежилеты и пистолеты не выдали. Полиция пошла в народ, обретать доверие жителей. Были инвестиции в инфраструктуру, поддержка местного бизнеса, создание общественных культурных площадок, многое другое. И вот Брикстон преобразился.

Да-да, я понимаю, беспорядки на почве социально-экономических проблем, да еще и с расово-этническим и религиозным фоном, — это не то же, что терроризм. Совсем другое. Общее — та почва, на которой произрастают и беспорядки, и действуют рекрутеры-джихадисты.

Пистолеты, жилеты, снайперские винтовки хороши, когда идешь на штурм забаррикадировавшихся террористов. Высокоточные бомбы взорвут бункер в сирийской пустыне. Борьбу за умы, за ценности, за людей этим не выиграешь. Доверие и сотрудничество государства и граждан — вот что страшнее пистолетов в борьбе с терроризмом.