Скажу сразу: и да, и нет. Одно из преимуществ жизни в деревне состоит в том, что возникает некое расстояние, когда вроде бы далекое видишь яснее, чем когда за каждой деталькой гонишься. И еще, раз уж говорить о европейской деревне, в том, что вокруг соседи и друзья не из одной, а из многих разных стран. У меня в компании и французы, и англичане, и голландцы, и разные другие. В спорах с ними приходится отдуваться за матушку Россию. То защищать, то объяснять, то самому ругать... Эта неделя и прошла в таких спорах долгими летними вечерами...

У Ангелы Меркель день рождения — 61 год. То есть, когда начали поступать сообщения о той ужасной катастрофе в небе над Донбассом, она как раз отмечала 60-летний юбилей, в расцвете карьеры и влияния во всем мире. Forbes ее уже несколько раз называл самой влиятельной женщиной в мире. Сейчас стали говорить о том, как она устала быть начальницей Европы, что теряет хватку. И все же, в пятницу, она выиграла трудное голосование в Бундестаге — парламент поддержал решение довести до ума переговоры о греческом бейлауте (экстренной финансовой помощи). Трудное — потому что очень многие немцы, как и другие европейцы, не верят в Грецию.

Не верят в ее способность самостоятельно выйти из кризиса с невероятной задолженностью международным кредиторам (177% ВВП). И все же голосование в Германии доказало — верят в необходимость спасения еврозоны, а с ней и всего «европейского проекта». Под чем подразумевается строительство большого сообщества с едиными правилами поведения, с невозможностью войн друг с другом, с социальной моделью экономики, с долгосрочным взаимовыгодным экономическим сотрудничеством и с постепенным выравниванием уровня жизни между странами-участницами.

Не напоминает это вам мечту, лежавшую в основе строительства Советского Союза в одной, отдельно взятой стране? Конечно, напоминает. И тогда возникает сразу вопрос: если распад СССР — это крупнейшая геополитическая катастрофа, то что же нам на европейский проект нападать? Европа то же строит, о чем в Советском Союзе мечталось, да не так пошло.

ЕС ввел санкции против России после крымского дела. Не потому, что кто-то так не любит Россию, а потому что решили — не по правилам. Сначала многие в Европе сомневались, нужно ли, не слишком ли жестко. Пока в России кто-то смеялся — ерунда, блошиные укусы, санкции становились жестче, шире. Сбитый российской ракетой мирный лайнер поставил кровавую точку — какой прагматизм, какое сотрудничество? Принципы дороже. Что бы ни говорили, с того дня все развернулось, потому что катастрофа коснулась всего мира — от Голландии до Малайзии и Австралии.

В пятницу, в годовщину гибели самолета, это еще раз подтверждают. Подтверждают, что от ответственности не уйти.

Теперь Иран. На бесконечных переговорах казалось компромисс так и не найдут. Нашли все же. Причем ключевую роль сыграла Европа. Это долгий разговор, объяснять, почему. Один из факторов — в ЕС меньше контрвлияние Израиля, чем в США. Поэтому у европейских дипломатов шире поле для маневра, чем у американских. Это еще хорошо бы понять тем в Москве, кто и сейчас думает, что всех во все мире «прогибает вашингтонский обком». Теперь часто бывает наоборот: Вашингтон «прогибается» ради сохранения традиционных союзов и еще ради разрешения конфликтов, не поддающихся его влиянию. Действует та самая многополярность, за которую у нас многие выступают, не видя, что она, эта многополярность, уже действует.

Среди множества комментариев к достижению договоренности и по греческому бейлауту, и по иранской ядерной программе я обратил внимание на одно общее: самые разные участники дискуссий — эксперты, журналисты, люди с улицы в интервью — повторяют, что и Греция, и Иран вернули себе национальное достоинство, то есть, право и возможность сидеть за общим европейским и мировым столом. За столом нормальных переговоров, участвовать в «форматах». Таких, когда друг друга слушают, учитывают аргументы, обдумывают их — и находят решения, пусть и трудные, с уступками, даже неприятными, но не унижающими, а выпускающими пар из неразрешимых конфликтов. И в Греции, и в Иране повторяют одно и то же слово: достоинство.

И вот как Россия вписывается в этот пейзаж? Что бы Меркель ни говорила, а возможность «русского гамбита» у Греции явно сыграла роль на переговорах о ее будущем в еврозоне. Даже при том, что расчеты на «грекзит», то есть выдавливание этой страны из единой Европы, — это wishful thinking, желаемое за действительное. Ни ЕС не отпустит Грецию, ни Греция — ЕС, «похищения Европы» не будет. Маневры Москвы на этом направлении прозрачны, но как ни смотри, лишь подчеркивают силу европейских привязанностей и в Греции, и в Германии.

То же с Ираном. При всех потерянных «форматах», на переговорах с Тегераном Россия все эти годы оставалась важным участником, с которым никто не мог не считаться. Так что их успех, достигнутая договоренность — это и достойный успех России. К тому же, такой успех, который сохраняет «окно возможностей» для развития и более широкого сотрудничества с Западом, было бы желание.

Следующее, можно ли найти знаменатель в деле с «Боингом»? Можно, конечно, опять же было бы желание. Признать то, что можно. Извиниться за то, что явно. Перестать выдумывать, оспаривать, оправдываться, искать кого-то еще. И не оттягивать, ждать, пока затаскают по трибуналам. Себе будет дороже.

У кого как, у меня никакой прямой личной связи нет ни с той катастрофой. Ни с Голландией или Малайзией ничто вроде бы не связывает. Есть только странное, острое чувство вины — просто потому что я русский — за то, что тогда произошло.

Вот об этом, примерно, я и говорил в долгих спорах своим соседям-европейцам. Понятно, это широкими мазками, без деталей со всеми прячущимися в них дьяволятами. Но понятно и то, что общий знаменатель у нас есть. Поняли до конца они или нет, не скажу. Слушали, а мне важно было просто сказать это.