Россия не вернется к мобилизационной экономике, не откажется от свободной конвертации рубля и намерена выполнять свои международные обязательства. Об этом заявил Дмитрий Медведев, выступая на Гайдаровском форуме в РАНХиГС в Москве.

По словам премьера, ситуация в российской экономике весьма непростая, но она была ожидаема и понятна год назад и даже больше. При этом динамика нефтяных цен оказалась более сложной, чем ожидали российские власти. Как отметил Медведев, одна из главных задач правительства заключается в том, чтобы снять опасения бизнеса. «Конечно, сейчас много играет против рубля. И цены на нефть — запредельно низкие, и санкции. Курс сильно колеблется, от этого страдают компании, банки и, конечно же, обычные люди. Тем не менее, я считаю, что политика Центрального банка, которую он проводит сейчас, — это правильная политика», — заявил глава правительства.

Среди ярких заявлений форума — слова Германа Грефа о возможности масштабного банковского кризиса при цене на нефть в 43-45 долларов за баррель. Своеобразный вердикт участников форума таков: благостный период для российской экономики завершен. Главный вопрос заключается в том, когда падающая нефть нащупает дно. Минфин между тем предложил сократить расходы на 10%, не затрагивая оборонку.

Ситуацию, сложившуюся в российской экономике, для Business FM прокомментировал экономист Сергей Алексашенко, бывший зампред ЦБ.

Похоже, что сегодня Дмитрий Медведев озвучил правительственную антикризисную программу. Суть ее такова: возврата к мобилизационной советской экономике не будет, а что делать для того, чтобы победить кризис, кроме того, что сокращать расходы, правда, без уточнения насколько, непонятно. Как вы прокомментируете выступление премьера и заявления членов правительства?
Сергей Алексашенко: Это абсолютно разные вещи, они произносились в разное время, в разном формате. И знаете, честно говоря, я прослушал выступление премьера и не услышал антикризисной программы. Более того, у меня вообще не сложилось ощущения, что премьер-министр хорошо понимает, в какой реальной ситуации находится российская экономика сегодня. Он хорошо говорил, красивыми, умными фразами, без очевидных огрехов, без промахов, все правильные слова. Ничего нового не сказал, кроме того, там пошли фразы, которые уже в завершение как бы <…> Ну вообще говоря, мы все знали, что будет год назад. То есть правительство знало, что случится, но ничего не делало. На самом деле, Дмитрий Медведев произнес очень важный тезис о том, что одной из важнейших частей, над которой правительству нужно работать, — это восстановление доверия в треугольнике «бизнес, население, власть». Но при этом сказал, чего мы как правительство не будем делать — не будем изолироваться от мира, не будем замораживать курс рубля, еще что-то. И на этом, собственно говоря, все. А когда зашла речь о том, что будет правительство делать, ну, там пошли разговоры о том, о чем говорилось последние год-полтора: программа ипортозамещений, национально-технологическая инициатива, рост производительности труда и так далее. То есть Дмитрий Медведев вообще не обсуждал, как бороться с кризисом. Он просто сказал, что у нас есть комиссия по мониторингу того, сего. У меня не сложилось ощущения, что Дмитрий Медведев понимает, что в экономике кризис, по крайней мере, из этого выступления.
Если сейчас перейти к курсу рубля, власть обещает его не регулировать.
Сергей Алексашенко: Не замораживать, это разные вещи.
Хорошо. Очень похожее снижение рейтинга и, соответственно, будет реакция валютного рынка. Хватит ли здесь рыночных инструментов, чтобы не допустить обвала? Насколько вероятен такой обвал?
Сергей Алексашенко: Судя по тому, что правительство делает сейчас, Минфин достаточно активно продает валюту. Соответственно, в первый день после праздников они продали на 1 млрд 200 млн долларов. И сегодня Минфин, Антон Силуанов в рамках форума заявил, что до конца месяца Минфин хочет продать валюты на 500 млрд рублей. Это получается где-то 8 млрд долларов. Ну и такая обширная программа продажи валюты, во-первых, со стороны Минфина, что противоречит на самом деле, заявлению того же Дмитрия Медведева, который сказал, что мы валютные резервы продавать не будем, транжирить не будем. Поэтому он сказал, что у правительства есть какие-то другие меры по сдерживанию обесценения рубля, но какие, не назвал. И на самом деле, экономические министры, которые присутствовали на утренней сессии, там, к сожалению, не было представителей ЦБ — там были Улюкаев, Силуанов, Голодец и Кудрин. Ну, Кудрин не министр. Они как-то это дело не очень обсуждали. Поэтому, честно говоря, знаете, это позиция следующая: мы знаем, как будем бороться за рубль, но не интервенциями, а как — не скажем. Поэтому у меня не сложилось ощущения, что у правительства есть какие-то другие инструменты. Тем более, вообще говоря, это задачи ЦБ все-таки больше, хотя и совместно с правительством бороться с инфляцией надо. Но об этом речи не было.
Теперь к заявлениям Германа Грефа. Как вы считаете, насколько сейчас есть проблема с ликвидностью у банков, и что, действительно, будет в случае дальнейшего снижения цен на нефть?
Сергей Алексашенко: Проблем с ликвидностью, судя по тому, что я вижу по динамике процентной ставки на межбанковском рынке, по интенсивности, с которой ЦБ выдает кредиты, у банковской системы пока нет. У этой системы есть проблемы со взаимным доверием. Межбанковский рынок сжался в какой-то мере, потому что банки так испугались очередной волны кризиса и не очень понимают, кому правительство будет помогать, Центральный банк, кого будут спасать, кого не будут. Но проблем ликвидности я не вижу. Заявление Германа Грефа, наиболее тревожное <…> это то, что он, как представитель Сбербанка ожидает, что в этом году банковской системе нужно будет создать резервов на плохие долги, на сумму, объемом примерно 3 трлн рублей. И, как он говорит, под все эти кредиты есть какие-то активы, и это означает, что к концу года, если банки будут работать в рамках рыночной модели, мы как банки, имея в виду, что основные кредиторы все-таки государственные банки, заберем в свои руки мелкие предприятия, и крупные предприятия, и средние предприятия. То есть произойдет такое огосударствление экономики. И вот что делать в этой ситуации — к сожалению, этот вопрос повис в воздухе, потому что Герман Греф его задал в конце своей сессии, а ведущий как-то не посчитал нужным эту дискуссию разворачивать.
Ну и самое, наверное, главное сейчас, уже говорят, что цены на нефть будут на уровне 20 долларов. Когда будет это самое дно и на каком уровне оно наступит?
Сергей Алексашенко: Я считаю бессмысленным даже пытаться прогнозировать, на каком уровне будет дно и когда, я этим никогда не занимаюсь, я считаю, что это от лукавого. Если есть люди, которые знают, на каком уровне и когда будет дно, они через короткое время станут миллиардерами, побогаче друзей российского президента. Давайте посмотрим, будут такие люди или нет. Я не умею прогнозировать цены на нефть, я не понимаю, до какого уровня они могут снижаться, до какого они не могут снижаться. Мне только кажется, что 20 долларов — это такой супернизкий уровень, потому что 18-20 долларов — это была нормальная цена в 90-е годы, до нефтяного кризиса падения цен 97-98 годов. Вот с тех пор прошло почти 20 лет, и просто хотя бы за счет инфляции, да, ну каким-то адекватным уровнем может считаться 40 долларов, например. Плюс произошли технологические изменения, рост издержек, еще что-то. Если бы меня кто-то в 96-м году спросил, может ли нефть упасть до 10 долларов, я бы сказал нет, но сейчас я остерегаюсь делать такие заявления, потому что 10 долларов 98-99-го годов, это примерно 20 долларов сегодня, чтобы мы понимали масштаб. То есть катастрофа на нефтяном рынке и, соответственно, для российской экономики. Поэтому говорить, будет ли 20 долларов, не будет, я не знаю, я как-то даже не хочу брать на себя такой риск.
Премьер заявил об усилении контроля госкомпаний. Последнее время, до обвала в середине декабря, складывалось ощущение, что власти сами по себе, компании с госучастием сами по себе. Сумеют ли контролировать госкомпании без перехода к мобилизационной экономике и валютных ограничений?
Сергей Алексашенко: Я работал несколько лет в совете директоров госкомпаний и вам могу сказать одно: вот если у председателя совета директоров есть желание и есть полномочия, политические полномочия контролировать руководство компании, то он может это делать. Но если у председателя совета директоров, условно «Газпрома», нет задачи контролировать менеджмент, то можно весь совет директоров компании из чиновников создать, но при этом «Газпром» не будет, и РЖД не будет более контролируемой организацией. Дело же не в том, кто у вас входит в совет директоров, дело в том, даете ли вы полномочия, делаете ли вы совет директоров независимым органом управления. Поэтому, мне кажется, что вопрос об усилении контроля за госкомпаниями поставлен абсолютно правильно, но инструмент решения этой проблемы выбран диаметрально противоположный тому, который нужно было делать.

В свою очередь, первый зампред ЦБ Ксения Юдаева полагает, что банковская система России в достаточно хорошем состоянии и справится со сложностями в 2015 году. По ее словам, ситуация в экономике сейчас более контролируемая, чем в период кризиса 2008 года.