Созидательное разрушение — фундамент роста в экономике — теперь многие считают злом. Американцы все больше склонны принимать точку зрения, с которой ранее многие века мир жил в нужде: если кто-то богат, то только потому, что из-за него кто-то стал беднее. Политолог Чарльз Мюррей в статье для The Wall Street Journal пытается определить, почему у капитализма возникли проблемы с имиджем и как следует переформулировать его базовые основы.

Отчасти изменение отношения объясняется эволюцией облика капитализма, где определяющими стали клановость и, что намного более значимо, «сговор» с государством. Сегодня деятельность и финансовый результат любого предприятия зависят от правил, устанавливаемых законодателями и чиновниками. В результате возникает коррупция, иногда в частном масштабе, а иногда в массовом — когда создается отраслевой потенциал получения прибыли, которой не было бы в отсутствие государственных субсидий или нормативов (например, использование этанола в производстве горючего или установление низких ставок по ипотеке для заемщиков, которые никогда не смогут расплатиться с кредитом). Именно такая система сейчас определяет понятие капитализма в массовом сознании.

Второе важное обстоятельство — появление крупных капиталов, заработанных в короткие сроки на финансовых рынках, отмечает Мюррей. Американцы всегда приветствовали тех, кто заработал богатство, создавая продукты и услуги, которые люди хотят покупать. Поэтому Томас Эдисон и Генри Форд были героями нации век назад, так же воспринимали и Стива Джобса.

Когда же большое состояние получается как результат хитроумных сделок купли-продажи на рынках, оно ассоциируется с инсайдерской информацией, мудреными финансовыми инструментами, трюками и возможностями, недоступными рядовым массам. За какие благие дела эти люди удостоились богатства, для большинства остается непонятным. Преимущества более рационального распределения капитала действительно огромны, но их очень и очень трудно убедительно и просто объяснить.

Как отмечает Мюррей, большое число сегодняшних капиталистов принадлежат к левому крылу, они считают свою деятельность правомерной, но не чувствуют приверженности к капитализму как системе и к своим коллегам по другую сторону политического водораздела.

Мало того, капиталисты левого толка в основном представлены в наиболее заметных областях, например, в высокотехнологичной, развлекательной и медиаотрасли. Даже в финансовой сфере все больше руководителей разделяют принципы Джорджа Сороса. Центральные звенья, которые имеют наибольшее влияние в культуре, представлены в большинстве теми людьми, которых смущает звание капиталиста, и именно это определяет культурный эффект в отношении к этой модели, считает Мюррей.

Еще один фактор, упоминаемый автором, — разделение понятий капитализма и добродетели. Раньше преимущества свободного предпринимательства и моральный долг наиболее преуспевающих перед остальными, были вплетены в систему нравственных принципов нации. Молодые поколения воспитывались на множестве историй, где инициативность, трудолюбие и предпринимательство предъявлялись как добродетели, равно много говорилось о благе самоограничения, добросовестности и заботы о тех, кто зависит от тебя. Свобода действий и жесткое моральное обязательство к определенному образу поведения составляли две стороны одной и той же американской медали. Но теперь от нее мало что осталось, комментирует Мюррей.

Чтобы принять понятие добродетели, необходимо делать различие, что те или иные поступки являются правильными, а другие — неправильными всегда и при любых обстоятельствах. Откровенно оценочное суждение больше неприемлемо в американских школах и семьях. Соответственно размывается чувство ответственного руководства, которое когда-то было очень сильно у самых преуспевающих американцев, и практически исчезло чувство благообразия, которое заставляло успешных капиталистов починяться не имеющим юридической силы неписаным нормам правильного поведения.

Чтобы актуализировать сегодня доводы в пользу капитализма, необходимо переформулировать старые истины таким образом, чтобы они были приняты представителями всех политических сегментов. Мюррей попытался это сделать так: «США были созданы ради процветания людей. Для воплощения этой цели требуется свобода в стремлении к счастью. Капитализм есть экономическое выражение свободы. Стремление к счастью, в его классическом понимании как обоснованного и продолжительного ощущения удовлетворенности жизнью в целом, зависит от экономической свободы ничуть не меньше, чем от всех других видов свободы».

«Я либертарианец и считаю, что почти никакие из ограничений государства не являются справедливыми и обоснованными. Но необязательно быть либертарианцем, чтобы принять доводы в пользу капитализма, — пишет Мюррей в The Wall Street Journal. — Нужно только признать одну истину. Каждое вмешательство, которое возводит барьеры для создания бизнеса, увеличивает стоимость найма или увольнения кадров, ограничивает доступ в ту или иную сферу деятельности, предписывает условия труда или изымает прибыли, создает препятствия для экономической свободы и, как правило, затрудняет как для работодателей, так и для сотрудников задачу достижения успеха. Также не нужно быть либертарианцем, чтобы сформулировать требование, что каждое новое вмешательство должно производиться, только когда доказано следующее: эта мера позволит достичь целей, которые не достигаются деликтным правом и применением базовых законов, направленных против принуждения, мошенничества и сговора».

Представители самых разных политических взглядов признают, что такие вмешательства причиняют больше всего вреда частным лицам и малым компаниям. Постепенные изменения за последние полвека создали запутанную как лабиринт регулирующую систему, иррациональную нормативную базу и порочную налоговую систему.

Нужно возродить национальную идею о капитализме, включающем самое важное и лучшее в американской жизни, должно снова возникнуть понимание, что «освобождение» капитализма не только позволит создавать благосостояние и бороться с бедностью, но и расширит возможности американцев в достижении заслуженного успеха в своем стремлении к счастью.

Для этого потребуется вернуться к понятиям добродетели, когда речь идет о капитализме. Добросовестность, чувство благообразия и забота о тех, кто от нас зависит, не просто «ценности», которые могут быть лучше или хуже других. Исторически они глубоко укоренены в американской версии капитализма. Если необходимо напомнить среднему классу и рабочему классу, что богатые им не враги, то не менее важно напомнить и самой преуспевающей категории, что их обязательства не измеряются сугубо суммами в налоговых декларациях. Под их ответственным руководством можно восстановить и упрочить наследие свободы. А их безразличие может его разрушить.