Александр Микоян. Фото BFM.ru

Александр Микоян, генеральный директор Hewlett Packard в России, пришел в мобильную студию Business FM не с пустыми руками. Он принес латте макиатто. Мы сидели в креслах Mercedes-Benz S 500 на парковке перед офисом компании, пили кофе и говорили о надвигающемся Петербургском экономическом форуме.

— Вы на ПЭФ собираетесь?

— Да. Для меня этот форум особенный, потому что мы вступаем в шестилетний цикл нового президентского управления после предыдущего четырехлетнего цикла. И хотя многие персонажи остались теми же, но они теперь в другой конфигурации.

На форуме я хочу услышать постановку стратегических целей и задач на следующие шесть лет, потому что это имеет влияние на наш бизнес в России. Я хочу увидеть новых действующих лиц, потому что многие министры и их заместители не известные мне лично люди. Я хочу использовать возможность для общения с потенциальными и существующими заказчиками на высшем уровне. Форум — это во многом еще и возможность общаться в официальной и неофициальной обстановке с людьми, которые там находятся. В прошлом году я не ездил не видел в этом большого смысла, потому что не было смены циклов.

— В этом году вам предстоит масса встреч. Другие представители бизнеса радуются тому, что форум проходит в Петербурге. Ведь офис в Москве, ты так или иначе к нему привязан, туда стремишься. А в Петербурге нет офиса, можно все свое рабочее время заполнить важными встречами, более эффективно поработать в это время.

— На форуме можно коротко обсудить задачи, а дальше уже в Москве в течение следующих месяцев работать над какими-то вещами. НР можем быть полезной, если мы говорим об IT, крупнейшим российским компаниям с международными амбициями. Эту идею я хотел бы донести до коллег-управленцев, высшего менеджмента крупнейших российских компаний.

— Как можно охарактеризовать ваши отношения с российскими компания?

— HP — крупнейший игрок в области информационных технологий. Мы знаем мировой рынок очень хорошо, потому что мы либо первое, либо второе место занимаем практически во всех категориях, кроме каких-то нишевых. При этом я не хочу сказать, что мы презираем или плохо относимся к российским системным интеграторам, они для нас очень важные партнеры. Просто мы с ними расходимся по длительности возможных проектов. В России практически нет крупных контрактов, которые длились бы 5–7 лет, потому что просто с российскими партнерами их невозможно заключить. А с нами можно. При этом мы не участвуем в бизнесе создания систем для государства, потому что российские интеграторы хорошо умеют это делать. У нас нормальное сотрудничество, и мы расходимся по разным сегментам рынка, чтобы не конкурировать между собой. Они продвигают наши решения очень успешно, за что мы им благодарны.

— О ком из ваших российских коллег можно сказать, что он растет?

— Обо всех. Российский рынок вообще один из самых быстрорастущих IT-рынков. Он растет в двух измерениях: сам по себе и еще у него очень большой запас в отношении доли от ВВП. Российский IT-рынок в ВВП составляет 1,3%, а в Европе — 3%, в США — 4%. То есть пространство для роста имеется. Поэтому все и растут. И глядя на это, очень трудно определить, кто растет быстрее, потому что каждый очень эффективен. Мы работаем со всеми крупнейшими системными интеграторами, мы всегда находим возможности для сотрудничества, потому что у нас очень большой портфель услуг и продуктов, причем и программных, и аппаратных. Российские интеграторы много инвестируют в хорошем смысле этого слова в работу заказчика, потому что они знают заказчиков, знают, как устроены информационные системы многих российских компаний. У них есть свое видение, как эти системы должны развиваться. Поэтому здесь нормальный симбиоз интересов: мы поставляем решения, кубики, а российские интеграторы, понимая особенности заказчика, могут это собрать для решения какой-то именно его бизнес-задачи. Я бы не хотел выделять кого-то из партнеров, называть имена, потому что все они примерно одинаково растут. И это всем нам помогает.

— Давайте вернемся к форуму. Очевидно, что программа Медведева так и не была сделана, а Путин будет продолжать свою линию. Что вы об этом думаете?

— Я на форум еду, чтобы понять, услышу я что-то новое или нет. Общие вещи все равно останутся. Ясно, что нужно будет каким-то образом инвестировать в общую инфраструктуру. Если взять нефтегазовую отрасль, нужно инвестировать в лучшую разведку, добычу, транспортировку. Есть много институтов, организаций, направлений, куда можно инвестировать сегодня. Если взять IT-составляющую российского здравоохранения, можно и здесь много всего сделать.

Фото BFM.ru

— В системе здравоохранения нужно, наверное, не с IT начинать.

— Мы поставляем IT-решения. Мы понимаем, что есть связь в обе стороны. Можно реформировать здравоохранение и понять, что тебе нужно, а потом и в IT что-то менять. А можно и в обратную сторону: взять за основу IT и сказать, что сегодня самое продвинутое здравоохранение управляется такой-то системой. И дальше от нее строить здравоохранение, потому что в эту систему уже заложено много интеллектуальной собственности и понимания того, как оно должно работать. SAP — наш стратегический партнер — делает систему управления ресурсами предприятия и еще много всего вокруг этого. Как происходят многие российские внедрения продуктов SAP? А они происходят так: SAP затачивает систему управления под организацию, а не в обратную сторону, что приводит ко многим сложностям. С одной стороны, ты не занимаешься управлением изменениями в организации, но у тебя проект может быть постоянно под риском исполнения, потому что ты постоянно его меняешь. И в будущем, когда твой бизнес развивается, у тебя уже повисает контроль версий, появляется много сложностей. Возникает вопрос: может, нужно делать наоборот — смотреть на SAP, как он устроен, и отсюда уже отстраивать организацию, то есть от продукта?

Тогда можно больше всяких процессов автоматизировать и большему числу людей дать возможность пользоваться автоматизацией. Это как пример того, что очень много можно сделать на предприятиях, отталкиваясь от информационных систем.

На форуме я хочу понять, какие приоритеты стоят перед правительством и в каком они идут порядке. Пусть они будут те же, что и прежде, но хотя бы расставлены иначе или, может быть, им придадут разные весовые коэффициенты. Хочу также понять, какие идеи относятся к информационным технологиям. Мы говорим, что строим дорогу из точки А в точку Б. Приоритет тот же самый, но при этом мы говорим: строим высокотехнологичную дорогу с камерами, с пунктами оплаты и так далее. И это для меня разные сообщения, если мы просто кладем асфальт и если мы создаем современную дорогу. Инвестиции в информационные технологии в этих двух случаях будут совершенно разными. Это я и хочу понять — почувствовать климат.
Мне хотелось бы, чтобы экономика росла больше, и есть оценки, что при снижении коррупции к 4-процентному росту ВВП мог бы добавиться еще один процент или даже два.

Но я не думаю, что мы с колокольни НР должны заниматься реформами российского государства. Мы поставляем IT-решения и пытаемся донести те идеи, которые мы знаем в области информационных технологий. А дальше это уже вопрос заказчика: принять или отвергнуть.

— Вы обратили внимание, что в Москве висят электронные щиты, на которых написано: «Предложи решение. Пробок.нет». У вас есть какое-то решение на уровне IT, как изменить ситуацию в городе?

— У нас нет таких разработок, но мы были частью интеграционных проектов, потому что система управления движением — это одна из компонентов управления дорожным движением. Туда входят датчики разного рода, камеры, системы управления движением, системы, которые интегрируют ее с полицейскими системами, МЧС, «Скорой помощи», пожарных. Это очень большой комплекс систем, которые должны быть взаимосвязаны.

Весь этот комплекс должен работать так, что если, например, случилось возгорание в каком-то месте, то это должно приводить к появлению сигналов, в том числе в системе управления движением, чтобы что-то изменить в маршрутах, управлять светофорами и прочее. Мы были частью таких проектов в мире, но главное, в чем я убежден, в данном случае информационная система не может решить всех проблем. Очень важны организационные мероприятия. Если вы перекрываете Кутузовский проспект на несколько часов по воле какой-то организации, которая имеет на это право, вас математика не спасет, все равно будет плохо. И это добавление организационных мероприятий более важно, чем вмешательство IT. Хотя и информационные технологии нужны.

Приходят в голову еще некоторые вещи: как мы разъезжаемся при мелких авариях, количество рельсового и троллейбусного транспорта в центре города. Зачем нам трамвай на бульварном кольце, кроме как по ностальгическим соображениям? Он создает определенные помехи движению.

Я знаю, что московское правительство занимается всем этим, но не в курсе, в каком сейчас состоянии этот вопрос.

Фото BFM.ru

— Статистика говорит, что город тратит на дороги 90 млрд рублей ежегодно. На ваш взгляд — это много?

— Астрономическая цифра, но я не знаю, много это или мало для такого города.

— Мне она режет слух. Это какая-то особая коррупционная система, существующая давным-давно. То же самое происходило, когда Собянин пришел к власти — он ужасался свисающим проводам на Белоруской, требовал снести все палатки. Сейчас там новые палатки на тех же местах, провода все так же свисают.

— Я бы предложил московскому правительству предъявлять другие претензии. Я общался с некоторыми членами правительства города. Они на меня производят нормальное впечатление, у меня нет к ним очевидной неприязни, вызванной их каким-то неправильным поведением.

Один раз я встречался с Собяниным, я знаком немного с Андреем Шароновым, с людьми, которые IT занимаются, с Артемом Ермолаевым. Я думаю, что здесь проблема в другом.

В первую очередь я бы осуждал московских чиновников за недостаток общения. Исходя из презумпции невиновности, думаю, что на Белорусской есть причины, почему там ничего не происходит, проблемы с коммуникациями, вопросы собственности. Но какие бы ни были причины, было бы здорово, если бы власть сообщала нам о них, чтобы мы могли понять, что они не просто закопали деньги и ничего не делают. Нам было бы легче жить, если бы они больше с нами общались. Но это одна из претензий, которую предъявляли правительству Гайдара, когда они делали приватизацию. Он сказал как-то, что у нас был выбор, либо мы сидим перед телекамерами и рассказываем детально и дотошно о том что хотим делать, либо делаем это, пока у нас не ушло время.

Я не знаю, в чем причина ситуации на Белорусской, поэтому не стал бы огульно предъявлять претензии.

— С Белорусской — это просто пример.

— Меня он тоже каждый день касается, мне тоже интересно, что там происходит. В сердцах можно сказать что угодно, вполне возможно, что могут быть адекватные причины. Пригласите Собянина.

— Собянина приглашали прогуляться с горожанами. Борис Акунин приглашал, но он не приехал.

— Он пошел на другую прогулку. У него было приглашение от «Боско ди Чильеджи» — сажал черешню. Мне, кстати, нравится то, что теперь в Парке Горького. И не только там, в Сокольниках тоже.

— Он, действительно, стал прекрасен, туда приятно прийти. Замечательно и то, что не строят больше в центре города «вставные зубы» золотые, нет такого сумасшествия. Но мне бы хотелось, чтобы у города был другой имидж. Москве не хватает современного лица, мне грустно видеть цветочные клумбы в псевдо-русском стиле.

— Спор славянофилов с западниками...

— Васнецовщина — это плохо.

— Это вам так кажется. А многим — не кажется. Более того, я даже подозреваю, что, может быть, тех, кому так не кажется, — арифметическое большинство.

— Надо вкус воспитывать у этих людей.

— Это второй вопрос.

— Ну, надо хотя бы начать. У Собянина есть вкус.

— У Собянина много других вопросов и приоритетов, есть гораздо более животрепещущие проблемы, которые надо решать. Они находятся еще в рамках очень жесткого 94-го федзакона о закупках. И не всегда можно легко купить то, что ты хочешь, построить что-то качественное. Они понимают, что им может построить подрядчик «Икс», но в силу этого закона, они вынуждены выбирать из всех и получать в результате ценовой войны компанию «Игрек», которая не способна сделать это качественно. Москвичи потом плюются, говорят, что Собянин нехороший. Но правда в том, что он ограничен в степени своего воздействия на происходящее.

Пример из нашего бизнеса. Мы продаем принтеры, тонеры к принтеру. Существует большой бизнес контрафактного тонера. Есть принципиальная разница между бизнесом контрафактного тонера и бизнесом закачки бесплатной музыки в Интернете. Разница заключается в том, что когда вы закачиваете фильмы на торренте, вы не платите никому за это денег. Когда вы покупаете контрафактный картридж тонера, вы платите деньги организованной преступности, и они могут идти на что угодно. ИРА в свое время финансировалась путем продажи кассет на улице со столиков в Дублине, Белфасте. Если вы посмотрите на 94 ФЗ, он так устроен, что вы не можете купить картридж НР, вы должны купить картридж НР или аналог. А дальше вам могут продать все, что угодно. И с учетом того, что вы давите цену очень сильно, люди вам скажут, что поставят НР, а поставят контрафакт. Получается, что госбюджет без задержки переваливается в оргпреступность через такого рода вещи. И это только одна из вещей, которая ограничивает московскую команду, потому что очень многое им трудно делать.

А парки замечательные. Здорово, что они это сделали, причем за месяц, быстро. И народ это воспринял хорошо. Я думаю, что в Москве никогда не будет суперкомфортно жить, потому что у города большое советское прошлое, когда-нибудь до этого тоже дойдут руки, но нужны большие средства и инвестиции. Есть журнал «Монокль», и Москва там даже не вошла в двадцатку — а говорили они про стоимость жилья, про то, что нет велосипедных дорожек. С городским транспортом сложности, дисциплина водителей оставляет желать лучшего, чтобы не ездить по выделенным полосам. В городе много проблем. Метро, например. Привыкли, что станции дорогие и красивые. Но если мы и дальше будем строить дорогие и красивые, станций будет гораздо меньше, чем недорогих и функциональных. Если построят станцию, которая будет отделана просто кафелем, начнутся крики, что портят. Надо понять, что за те же деньги можно построить две станции.

Перед Собяниным стоят очень сложные задачи, я надеюсь, что он не упустит свой шанс. В каком-то смысле хорошо, что он не избран, потому что он может делать, что хочет. Если он был бы избран, то нужно было бы все время оборачиваться. Но главное, чтобы он этот шанс использовал. Я знаю нескольких людей, которые работают в московской команде, они адекватные, разумные, честные. Единственная претензия, которую реально могут применить, отсутствие коммуникаций. Может быть, и нужно класть плитку, главное рассказать горожанам, тогда восприняли бы нормально.

— На форуме одна из тем — «Беседы, меняющие мир». С кем бы вы хотели побеседовать, чтобы мир стал лучше?

— Я не уверен, что от результата беседы, в которой я буду участвовать, мир станет лучше. Мне хотелось бы понять нашу повестку дня на следующие 12 лет с нашим тандемом, уже как гражданину, а не как управленцу. Я хочу понять, планируя жизнь своей семьи, к чему мы идем. Если говорить про исторические аналогии, они могут быть совершенно разными. Некоторые сравнивают наш сегодняшний с 13-м, а можно сравнить с 27-м, потому что был НЭП, всем было весело, а в 37-м было уже не весело.

— Почему вы сначала говорили про 6 лет, а теперь про 12. Сразу, два срока будет?

— Любой президент, кроме одного, которого мы знаем, пытается высидеть второй срок. И Барак Обама будет бороться, и Саркози боролся. Это нормальная амбициозная ситуация. Это вполне естественный процесс, раз так устроена Конституция, будет двукратный срок. Меня интересует долгосрочная перспектива, а 6 лет — это тоже много лет.

— Вас как гражданина это беспокоит?

— Ну, и как бизнесмена тоже. Вот вам история, можем ли мы накинуть еще проценты роста ВВП за счет реформирования институтов, снижения коррупции и прочее. У меня возникает вопрос, почему мы растем на 4, а не на 8%? И это один из вопросов, который мне хотелось бы задать. Я не знаю, насколько это изменит мир, но я хотел бы более детально поговорить с людьми, которые эту повестку дня определяют. Какие у них планы на следующие 6, 12 лет. Я бы предполагал, что на этом уровне управления люди должны мыслить таких категориях, на не только квартальными, годовыми, трехлетними планами.

Фото BFM.ru

— Они вам скажут, что эффективно управляют государством.

— Тогда следующий вопрос: какие критерии успеха, чтобы можно было проверять. Продолжительность жизни повышается неуклонно, или ВВП на душу населения повышается, или Transparency International на какое-то место Россию переместил. Хорошо бы, чтобы критерии оценивались не теми, кто управляет, а независимыми социологическими опросами.

— Это возможно в нашей стране?

— Вы меня спросили, что я хотел бы. Я думаю, что это возможно, потому что есть разные социологические организации даже сейчас, и мы читаем разные отчеты. Мы можем предполагать, что кто-то более близок, кто-то менее близок, но когда есть много контор, всегда кто-то из них более близок, кто-то менее. Чем больше плюрализма, тем лучше. Взгляд всегда будет с разных точек зрения. Почему мы стереоскопически видим? Потому что два глаза, при этом благодаря тому, что их два, можем мерить расстояние очень точно. Теннисист на скорости 200 км/ч может отбить мяч и попасть туда, куда надо. Роботы эти задачи не могут решать с той же точностью. А мы профессиональных теннисистов производим 40 человек в год. Задача очень сложная. Иметь два глаза — очень важно для теннисиста. И для страны — тоже.

— Посмотрим, что будет после форума.

— Я хочу объяснить людям концепцию стабильности. Это слово — «стабильность» — в последнее время применялось очень часто. Но ведь стабильность бывает нескольких видов. Многие думают, что это — когда все спокойно. Есть стабильность пруда, болота, а есть стабильность горной реки. Горная река — очень стабильная система. Если вы посмотрите на каждую каплю в отдельности, для нее жизнь хаотична, но если вы подниметесь над рекой и посмотрите вниз, вы увидите, что река стабильна в том смысле, что все буруны всегда на одном месте, омуты — на одном месте, течение в ходе тысячелетий, наверное, как-то меняется, но река всегда течет в одном ложе. Это второго типа стабильность.

Мне хотелось бы, чтобы мы больше стремились как раз ко второй стабильности — горной реки, а не болота. Именно она дает рост, более чистую воду. Вопрос стабильности меня интересует и в рамках ПЭФ: посмотреть, в какую стабильность мы идем.

— Есть ли шанс, что у нас будет сплошная река?

— Не забывайте, что у нас был непростой период. У нас была смена президентской власти в 2008 году, потом сразу наступил финансовый кризис, из которого мир выходит до сих пор. Россия в каком-то смысле оказалась лучше подготовлена, а в каком-то — хуже.Теперь у нас начинается новый президентский цикл, тоже непростой. Мы вошли в шестилетие, которое, возможно, принесет позитивную стабильность — сейчас нет необходимости заниматься пожаротушением в виде кризиса и подготовкой к новым выборам, к смене ролей. Я думаю, что в этом смысле у нас будет время сфокусироваться на долгосрочных, насущных проблемах, решение которых впоследствии будет иметь долговременный эффект.