Между делом — откровения в Toyota Alphard. Часть вторая с Сергеем Кравченко

Сергей Кравченко, президент компании «Boeing–Россия/СНГ», спустился в нашу «передвижную студию» из офиса — мы подогнали минивэн бизнес-класса Toyota Alphard прямо ко входу в бизнес-центр на углу Газетного переулка и Тверской. Мне было любопытно, как он отнесется к нашей машине. И чем для него вообще определяется качество жизни.

Кира Альтман: Что такое качество жизни?

— Это совокупность того, что делает жизнь, по крайней мере для меня, творческой, интересной, созидательной.

— Как часто вы ловите себя на ощущении, что вот сейчас я качественно живу?

— Каждый день. Просто качество жизни для меня не определяется теми ресторанами, той одеждой, теми автомобилями, которыми я пользуюсь, хотя это тоже важно. Качество жизни для меня, в первую очередь, определяется тем, что я делаю профессионально, как я каждый день решаю самую главную задачу своей жизни. А самая главная задача моей жизни — каждый день чему-то новому научиться, не только в профессии, но и в культуре, в путешествиях, в кулинарии, в спорте, в любви.

— Вам нравится учиться?

— Конечно, и именно это определяет качество жизни для меня.

— Что вас в последний раз взбудоражило, порадовало?

— Сейчас я пришел со встречи — мы раз в год проводим встречу со всеми моими инженерными сотрудниками. Я руковожу несколькими подразделениями компании, в том числе конструкторским центром в Москве, который является самой большой инженерной организацией Boeing за пределами США. У нас 1600 человек работают. К сожалению, собрать всех вместе мы можем очень редко. В последний раз в Колонном зале пришлось снимать зал, когда приезжал наш руководитель компании. А раз в год я хочу с ними со всеми встретиться, и поэтому приходится собирать их четыре раза. Сегодня прошло две такие встречи в Доме композиторов, недалеко от нас. Я нахожусь под впечатлением этих встреч. Два часа общения с такими молодыми, энергичными, творческими людьми, которые недавно закончили наши российские университеты, получили образование в России, а работают по созданию международных проектов, таких как самолеты Boeing. Они все прекрасно говорят и по-русски, и по-английски, великолепно делают свою работу, задают прекрасные вопросы. Это меня сегодня очень сильно энергетически зарядило. И это определяет качество моей жизни сегодня. Я, например, благодаря этим двум встречам, точно могу сказать, что сегодня я прожил качественно. Если я при этом вечером покушаю в хорошем ресторане, это, конечно, качество жизни сегодняшнего дня не испортит, но главное произошло уже утром.

— Нет ли у вас ощущения, что только что вышедшие из университетов молодые люди, то есть те, кто вас заряжают, слишком амбициозны, слишком многого хотят сразу? Это плохо или хорошо?

— Это, безусловно, хорошо. Я сам был таким же. Я надеюсь, что я таким же и остался, хотя, из университета вышел уже 30 лет назад.

— Я это к тому, что сейчас в Москве возникла следующая проблема: приходят молодые люди после вузов и сразу хотят большие деньги. У них нет никакой практики, но они требуют контракты, максимального внимания к собственной персоне, даже не очень представляя свою работу.

— Да, есть люди, у которых завышенная самооценка, которые питают очень большие иллюзии. И это нормально, потому что для молодых людей лучше, чтобы это было, чем этого бы не было. Если этого нет, то значит, нет мотиваций, нет амбиций, нет мечты о том, что это когда-то осуществится. Кстати, у многих это на самом деле оправдано. Я поражен тем, насколько развиты, насколько самостоятельны люди поколения моего сына. Я вспоминаю себя и своих сверстников — мы были не таким открытыми и мысли были другими. Может быть, потому что время было советское, потому что страна была другая, потому что мир был для нас иным. А теперь молодые люди значительно более самостоятельны, лучше готовы к вызовам жизни. Конечно, у половины из них самооценка сильно завышена, но ничего, нормально, жизнь это дело нивелирует. Лучше, чтобы она была завышена, а они потом, упав, поднялись. Мне кажется, что это очень хорошо. Мне нравится сейчас наша молодежь. Мне кажется, это совершенно новое поколение, которое уже не имеет шрамов советского времени, которое знает и интересуется, кстати, историей недавнего прошлого. Мне кажется, что молодежь сейчас более творческая, и уж точно, более разнообразно осведомленная. Может быть, благодаря тому, что Интернет стал частью жизни, что социальные сети сейчас меняют способы общения. И мне кажется, что эта хорошая бацилла активности, которую я вижу сейчас в поколении 20-30-летних — это надежда для России. Надежда на то, что, несмотря на огромные трудности и огромные проблемы, которые пришли из советского времени, а, возможно, и созданы в последние 20 лет, могут быть преодолены. И страна станет занимать очень достойное место в мире.

— Очень достойное — это какое?

— Это то место, которое Россия заслужила благодаря своей культурной традиции, благодаря своей беспрецедентной и, я бы сказал, героической истории, благодаря своему народу, имеющему очень здоровую генетику, которую трудно изменить. Мне кажется, что достойное место для России — это одна из ведущих, одна из самых развитых, одна из самых технологичных и богатых стран мира. И если это произойдет, а мне бы хотелось увидеть это, Россия стала бы одной из самых свободных стран.

— И богатых?

— Богатство определяется не только доходом на душу населения, резервами, которые есть у государства, но еще и духовным богатством. У России, возможно, и не будет шанса в ближайшем будущем быть богаче ведущих западных стран по доходу на душу населения, но увеличится средний класс, бедность и нищета должны исчезнуть. И должно быть больше возможностей для развития рыночной экономики. Все это вместе с духовным богатством, которое обязательно нужно сохранить и развивать, позволит стране быть интегрально богатой.

— Москва, Петербург и другие крупные города как-то это понимают и начинают чувствовать. Что же касается регионов, малых городов, там совершенно нет такого понимания, там утерян ген хозяина. Может быть, в этом главная проблема?

— Во-первых, Россия — громадная страна, самая большая страна по территории, страна очень неравномерно заселенная. Я не большой специалист по тому, что происходит в глубинке, не очень часто езжу по регионам, мне трудно судить об этом. Но я знаю очень многих талантливых людей, которых я встретил в последнее время и за границей, и в Москве, — они приехали из мест очень отдаленных. И то, что там есть талантливые, необычайно одаренные люди, у меня не вызывает никакого сомнения. Если они не могут реализоваться там — это очень грустно, но нет ничего страшного. Пусть они реализуются в Москве или даже в Силиконовой долине — это тоже, в общем, не плохо. Когда будут говорить о Google, всегда будут помнить о том, что один из создателей этой компании — эмигрант из России. Даже если он сам в своих интервью будет о России отзываться очень нелицеприятно — это не очень важно. Важно то, что он родился в России, его интеллектуальное ДНК имеет совершенно точную географическую определенность.

Последние исследования активности эмигрантских диаспор в Америке показали очень интересный результат. Если рассматривать относительные показатели, не абсолютные, то после выходцев из Индии — Россия на втором месте. Китайцев, например, больше, но если брать по относительным параметрам, например, количеству миллионеров по отношению к размеру диаспоры или количеству успешных стартапов — эти цифры просто поражают. Грустно, конечно, когда ты приезжаешь в центр Силиконовой долины и попадаешь в клуб российских эмигрантов, смотреть и слушать о фантастических историях успеха, о которых у нас никогда не пишут. Сотни семей там стали успешными. Там фантастические есть проекты, которые реализовались в последние 20–30 лет, благодаря выпускникам Физтеха, МГУ. Там тысячи выпускников Физтеха России, тысячи людей, которые получили в советское или уже в новое российское время самое лучшее образование. И это очень грустно, что эти люди не реализовались здесь.

— А почему?

— Мы же с вами о качестве жизни говорим. Это банальный вопрос, об этом сто тысяч раз говорили. Просто очень важно то, что они своего географического, исторического и университетского прошлого ни от кого не скрывают, фамилий не меняли. И это очень здорово. Это значит, что в 21 веке, в абсолютно другой, глобальной, замешанной на Интернете экономике у россиян есть очень достойное место. Ведь культура сейчас — это не культура только одной отдельно взятой страны, это культура как бы мировая. И если эти люди, которые в общем-то являются духовными наследниками Циолковского, Жуковского, Келдыша, Королева, Чайковского, Достоевского, реализовались не в той стране, где их великие предшественники творили и работали — это грустно. Но было бы значительно хуже, если бы их вообще не было. Но они есть, а значит, есть продолжение традиций, есть продолжение очень здоровой генетики.

Я уверен, что для них, как и для меня, качество жизни — это не только зарплата, безопасность детей по вечерам на улицах, что само по себе очень важно, но еще и интересная работа, возможность реализоваться. И если вот это качество здесь будет повышено, то мы увидим, что следующее поколение уже сможет здесь реализоваться.

Те, что уехали, уже не вернутся. Абсолютно наивно говорить, что мы вернем в Сколково наших выдающихся профессоров. Я много раз об этом говорил Вексельбергу, не верю я в это, потому что с этими людьми знаком. Знаю, что не вернутся они никогда уже. Вернутся, может быть, единицы, а потом опять уедут. Но это не самое важное. Важно, что здоровая генетика осталась, образование еще не очень сильно разрушилось, и мы имеем возможность создать условия для нового поколения.

Я уже говорил, о двух встречах, которые провел сегодня. Там было 800 человек, в основном — молодежь. У каждого из них есть будущее. И причем они работают между Москвой и Сиэтлом. Работают все в российских инженерных сервисных компаниях, мы специально не взяли их на работу, потому что мы хотели помочь в России создать новую индустрию интеллектуальных сервисов.

В Индии, например, за последние 25–30 лет произошел скачок от феодализма к абсолютно развитому, высокотехнологическому обществу. Как это произошло? Раджив Ганди сделал Индию местом, где практически все западные компании мира за последние 25 лет разместили огромные IT-проекты. Индия стала экспортировать интеллектуальные продукты в виде IT-сервисов больше, чем мы экспортируем нефти и газа. И это будущее для России, потому что у России есть, что экспортировать. Слава Богу, у нас есть нефть, газ и металлы, но если мы практически полностью исчерпали резервы этого экспорта, может быть, нам надо экспортировать инженерные услуги, IT-услуги, наши научно-технологические сервисы. Если мы это будем делать, у нас экономика станет более диверсифицированной.

Возвращаясь к качеству жизни. Оно определяется в первую очередь тем, как человек развивается, и здесь очень важно профессиональное развитие. Если в России нет самых интересных технологических задач, а они есть где-то в мире. Если российские люди и команды могут помочь решать эти задачи, являющиеся уже глобальными проектами, то слава Богу. В этаких случаях люди, живущие в России, получат навыки, опыт, а потом смогут решать задачи в той же области, но уже российские. Хорошим примером является мой проект конструкторского центра «Боинга» в Москве. У нас работает 1400–1600 человек. Обучили мы за 10 лет 3,5 тысячи. Где работают оставшиеся? Да, некоторые стали менеджерами в банках, некоторые стали домохозяйками в Америке, потому что в результате этих проектов они встретили своих будущих мужей и теперь воспитывают американских детей. Но таких единицы. Остальные работают в российской промышленности. Это именно те люди, которые спроектировали первый гражданский самолет новой России — российский региональный самолет Эс-Эс-Джей-100. Это те люди, которые помогли за счет проектов с «Боингом» принести сюда американскую технологическую культуру по проектированию самолетов с помощью интернет-технологий, которых в России не было. В России были прекрасные инженеры, которые знают, как создавать самолеты, но они не знали, как проектировать самолеты с помощью самых современных интернет-технологий. Так как «Боинг» сделал здесь проекты для себя — эта культура сюда пришла. Поэтому такие проекты по экспорту интеллектуальных сервисов очень полезны. Интернет и глобализация — мощнейшие факторы, которые позволяют мне надеяться, что у России будет очень достойное место. Ведь чтобы такие проекты реализовывать, нужно иметь традицию, культуру, образование и амбициозных людей. А вы мне говорите, что таких амбициозных людей у нас много. Слава Богу!

— Да, их очень много, но одно, когда ты амбициозен по делу, а другое, когда не по делу.

— Дети всегда ошибаются, на то они и молодые. Хорошо было бы, чтобы вокруг было достаточно взрослых, опытных или успешных сверстников, которые могли бы их поправить.

— А что такое успех?

— Мне кажется, это очень личностно. Для меня успех — это выполнение своих личных планов и достижение своих личных вершин. Я в детстве очень много занимался спортом — прыгал в высоту, бегал спринт с барьерами. Мне с детства хотелось прыгнуть через планку, поставленную на определенной высоте, и каждый год эта планка поднималась все выше. Я по жизни так и шел, я все время ставил себе задачи, и каждый день я так живу — пытаюсь спланировать, что я должен сделать. И это касается не только работы, но и личной жизни, это касается книги, которую я не дочитал, спектакля, который я еще не видел, концерта, на который я хочу попасть, или туристической поездки, которой я еще не сделал. И если я планирую свою жизнь на несколько лет вперед, на несколько месяцев вперед, на несколько часов вперед, а потом достигаю этих целей, перепрыгиваю через эту планку и перехожу к решению другой задачи, я чувствую себя успешным. А если этого не происходит, я несчастлив.

Дать определение успеху — это точно так же, как написать формулу любви. Что такое любовь, кто может сказать? Для меня успех — это еще производная. Вот я живу по производной, для меня должна быть постоянна какая-то позитивная производная. Я должен чувствовать, что я расту и улучшаюсь, что я делаю либо больше, либо что-то делаю лучше. Это очень важно. В туризме, например. Мне хочется постоянно посмотреть места еще более удивительные, добавить к моему огромному туристическому багажу, что-то новое. Почему это так, я не знаю. У меня так внутренний GPS настроен, мой внутренний вестибулярный аппарат за многие годы так сформировался, что если я не чувствую ускорения, я чувствую себя плохо, а если чувствую ускорение, то хорошо, и чем больше ускорение, тем лучше себя чувствую.

— Интересно узнать ваше профессиональное мнение относительно нашей «передвижной студии». Toyota создала вот такой автомобиль. Оцените его, насколько вам здесь удобно. И вообще, имеет ли Alphard право на существование?

— Я люблю автомобили Toyota. Когда жил в Америке, ездил много на Toyota. Сейчас езжу на Lexus, который с Toyota связан. Я считаю, что это очень хорошая компания, в которой абсолютно правильно соблюден баланс между требованиями рынка и эффективностью производства. Вы знаете, Тойота придумала технологию безотходного менеджмента, оптимального менеджмента, который стал, в общем-то, тоже частью моей жизни, потому что на «Боинге», в том числе здесь в Москве, мы к этому относимся, можно сказать, религиозно. Очень люблю эту компанию. А то, что мы сейчас сидим в потрясающем комфортабельном минивэне, говорит о том, что эта компания постоянно учится, постоянно смотрит на то, что нужно заказчику. Думаю, Toyota живет по позитивному градиенту.

— То есть вам в этом автомобиле хорошо?

— Мне комфортно. Знаете, меня спрашивают, например, почему я езжу на Lexus, а не на BMW или на Mercedes? Я могу себе позволить ездить на любом автомобиле, но мне некомфортабельно ни в Mercedes, ни в Bentley. BMW мне нравится, как технологическая машина, как машина для мужчины, но мне кажется, что BMW не очень приспособлена к нашим дорогам. Когда бываю в Европе — беру машину напрокат, причем с удовольствием беру BMW. А вот когда я выбирал себе машину здесь, то сочетание комфорта, услуг, строгости, ну и все-таки качества, привело меня к тому, что Lexus — очень хорошая машина. Я на ней езжу многие годы.