Константин Сахаров, генеральный директор «Сочи гранд Марина», сел ко мне в машину морозным вечером. По дороге — снег пришел на помощь — заговорили о горнолыжном сезоне.

— Сейчас лыжи на ходу. Собираетесь куда-то ехать?

— Да, в Мерибель. Не в Куршевель. В Куршевеле я был один раз, не считая раза, когда проезжал мимо до того, как началась наша великая экспансия — в 1995 или в 1994. Тогда Куршевель был приличным спокойным курортом. В прошлом году я в Штатах был. Катались в Колорадо, надо было посмотреть, как там. А в принципе, мы обычно во Францию ездим, либо в Тинь, либо в Лез Арк, либо в Вальтаранс.

— А как в Америке?

— Там все совсем по-другому. Там совершенно другой снег — они его называют пудрой. Катание, может быть, не очень высокое, но настолько качественно организованное. Кажется, что перед тобой бесконечный массив, множество спусков, все время возникают ретреки, быстро укатывают территорию и исчезают. На курорте оплата везде идет единой карточкой. Дают карточку, которая прикреплена к кредитке, и можешь везде ею расплачиваться. Она же является ски-пассом. Там есть трассы, где нельзя превышать скорость (наши соотечественники любят нарушать). На таких трассах работают ребята, которые на расстоянии сканируют карточку нарушителей. Можно остаться без ски-пасса на все оставшееся время, потому что его просто аннулируют, а новый купить не дадут. Некое такое наказание за то, что рискуешь жизнью не своей, а еще чьей-то. Бывает, люди иногда заболеют, иногда не пойдут, можно позвонить в ски-уокер, сказать, что сегодня не идешь, под честное слово, и не пойти. Когда уезжаешь, из стоимости ски-пасса вычитают дни, в которые не катался. Во Франции и Швейцарии такое нереально. Плюс, в Америке совершенно другая техника катания. Пришли, смотрим — не идет. Взяли инструктора. Мужик говорит: «Вы где учились кататься?» Отвечаем: «Во Франции». Он говорит: «Двайте так, либо я вас сейчас быстро переучу, либо вы будете сами как хотите колупаться». И действительно, три занятия по четыре часа, и мы встали на фрирайд с ребенком. Это что-то из области фантастики. Потому что техника, которую они показывают и которая осваивается достаточно быстро на этом снегу, примерно схожа с техникой фрирайда. В Европе надо переучиваться с карвинга на мягкий снег, а здесь совершенно все по-другому. Объясняет доступно, понятно.
Сам курорт очаровательный: лампочки, фонарики, маленькие сахарные домики, зайцы какие-то бегают.

— Не сильно отличается от Франции.

— Нет. Гораздо лучший, он более ориентирован на потребителей.
И никаких серпантинов. То есть по автостраде до курорта и все, дальше — наверх.

— Но лететь в Америку дольше.

— Я туда часто летаю, поэтому привык. Обычно меня направление Флориды больше устраивает, но на горнолыжных курортах в Америке было интересно.

— Я тут разговаривала с господином Ремчуковым, он Аспен хвалил. Рассказывал, что там высоко и сначала тяжело дышать.

— Там высоко на самом деле. В Брэк ин ридж Эли — лесистые склоны, Вейл — почти голый, Аспен — что-то среднее. Когда холодно, можно приобрести любые прибамбасы. Как выясняется, при минус 20 градусах можно кататься и при минус 25 — тоже. Если ветер, конечно, тяжело. В Америке на склонах один минус — у них нет последнего поколения подъемников, тех, что работают в Австрии и во Франции.

— Закрытые?

— Да, их там раз-два — и обчелся.

— Во сколько обойдется недельное катание?

— Я сейчас точно не помню. У меня как-то сложилось, что в Европе чуть дешевле. В Америке дороже, в принципе, но с учетом того, что они вычитают пропущенные дни, получается плюс-минус — то же самое. Неделя в районе 300−400 долларов, в общем, побольше, чем в Европе. Оборудование точно дешевле. А инструкторы намного дороже. Если частный инструктор, то раза в три, наверное. Одно занятие трехчасовое — 450 долларов. Но результат замечательный.

Фото из личного архива

— А почему там не получалось кататься?

— Там совсем другая техника. Практически фрирайд, движение идет от коленей. На склонах Европы учат двигаться корпусом. В Америке другой снег, и движения во время катания на лыжах принципиально другие.

— Кто бы мог подумать, что снег бывает разным.

— Да, вроде снег, он и в Америке снег, но там он совсем другой…
(О кресле Мерседеса) Как интересно, оно поддерживает на повороте.

— Да, я когда села сюда, одна была в машине, чувствую, что что-то происходит во время поворотов. Потом поняла, что такое кресло. Оно старается, чтобы было комфортно, поэтому во время поворотов поддерживает… Я тоже катаюсь во Франции. Обычно в Валь-д'Изер. Все время попадаю на чемпионаты — захватывающее зрелище, скажу.

— Даже показательное выступление инструкторов захватывает.
Раз в заезд они все равно это делают. Валь-д'Изер — место своеобразное. Соотечественников очень много.

— А в Австрии мне не понравилось. Черные трассы казались красными.

— Австрия пониже и более плоская, там меньше массивы катания. Франция более экстремальная, поэтому там ощущения другие. Мне нравится массив Тинь- Валь-д'Изер, особенно со стороны Тиня, он очень спортивный и ненавязчивый. Валь-д'Изер — больше тусовка, рестораны. Но при желании всегда можно съездить. На машине — полчаса. Но я бы в Штаты еще раз съездил, мне очень понравилось.

— А как там, тоже черные трассы, зеленые и синие?

— Там какая-то другая классификация. Там на каком-то одном цвете не совпадает.

— Надеюсь, не на самом сложном?

— Нет, нет. Самый сложный, по-моему, черный. Там сложность трассы обозначают цифрами. Кстати, спиртное на горе продают.

— А говорили, что не продают?

— Да, мне говорили, что там не продают, запрещено. Ну, естественно, вагонами его не продают. По-моему, банку пива в руки. Есть ограничения. Хотя я на горе никогда не пью.

— А я, если выпью тот же глинтвейн, очень быстро пьянею.

— Раньше были понты — где-нибудь на горе остановиться, выпить из любимой фляжки, потом выпить в баре, потом съехать, а потом... Я пару раз не очень удачно съехал, правда, без травматизма обошлось. И с тех пор лет семь — никак. После лыж — святое дело, а вот до того — ни в коем случае. Там концентрация постоянная, сами знаете.

— Сколько вы катаетесь, дней семь?

— Две недели. В Штатах мы поразили местную гостиницу, потому что туда народ приезжает на несколько дней. Американцы катаются мало — 3−4 дня, и все. У них отпусков-то нет практически. А мы их очень удивили, 12 дней жили в гостинице, это было сильное впечатление. Нас полюбили.

— Там вкусно или сплошные гамбургеры?

— Там любые рестораны, от гамбургеров до пиццы. И очень качественно. Штаты вообще сильно изменились с точки зрения питания. Американцы сами стали свои гамбургеры в отдельные концепты выделять. С едой все очень хорошо и в больших городах, и в небольших тоже.

— А люди отзывчивые?

— Да, американцы очень отзывчивые ребята. Это не европейцы. Чувствуется, что страна большая и, в общем-то, им все по барабану, в отличие от Европы. Тут с этим граница, здесь нельзя, тут с вином поругались, там с маслом не поделили, тут корова не туда ушла. Все маленькое, все друг на друга исторически, наверное, злятся. Хотя я, может быть, ошибаюсь, но очень похоже. В Америке такого нет, народ очень открытый. Понятно, что у них есть некая степень помешательства на работе и на деньгах, но она никогда, вообще никогда не вылезает. Иногда даже думаешь, кто во Флориде работает. Там девелопмент развивается полным ходом: дороги строят, аэропорты строят, дома строят, а кто, чего делает — непонятно. Такое ощущение, что на пляже все сидят.

— И в горах такое же ощущение?

— Не, в горы все приезжают отдыхать. Там, где американцы отдыхают, будь то круизный лайнер или горы — это совершенно другая история. Они отрываются. Конечно, по уровню употребления алкоголя их нельзя сравнивать с Ирландией, например, или с Шотландией. Они в таком размере просто не пьют.

— Американцы в отличие от нас предпочитают отдыхать, не выезжая за пределы своей страны.

— Ну, у нас, видимо, насиделись за долгие годы закрытых границ. Американцы безумно любят, даже не столько страну, сколько свой огород, улицу. Они патриоты конкретного места. Некоторые живут всю жизнь в Квинсе, никогда не ездят на Манхеттен. Некоторые живут на Манхеттене и до смерти боятся ездить в Квинс.
Но с другой стороны, американцы постоянно переезжают. У меня есть очень хороший друг, они уже не молодые, раньше работали в Госдепе и у нас в посольстве работали. Он был атташе по культуре, она врач. Они постоянно переезжают. У них два через два идет. Два года где-то отсидел — куда-то еще поехал. Ну, сейчас уже давно на пенсии, работают для удовольствия, и, тем не менее, они приехали, когда вернулись со службы, они переехали в Вашингтон, потом они переехали в Колорадо, потом они переехали во Флориду. Во Флориде они дольше всего — года 4 или 5 там продержались. И сейчас они уехали в Техас. Чего они в этом Техасе забыли, не понимаю. Я не уверен, что они в ближайшем будущем еще куда-нибудь не переедут. И вот, в принципе, наверное, в этом все Штаты.

— Мой брат, живущий в Канаде в течение десяти лет, переезжал пять раз.

— Наверное, это можно понять отчасти, если сесть хотя бы раз в жизни в автомобиль и переехать по 66-ой из Чикаго в Лос-Анджелес. Когда пересекаешь каждый штат, понимаешь, насколько они разные. Люди рассматривают свои родные Соединенные Штаты как небольшую планету. Кто-то поедет в Лос-Анджелес и будет пытаться сделать карьеру киноактера, и это получится. Кто-то поедет в Техас, на ферму. Наверное, у них какой-то микрокосмос, пересекая границу от штата к штату понимаешь, что там везде — все по-другому. Где-то акценты отличаются, еще что-то, но они живут в абсолютно другой среде, я имею в виду природной в данном случае. Природа абсолютно другая.

— Они вас не пытали про политику?

— Им все по барабану. Первый раз я в Штаты попал в 88-ом году с группой студентов, я был тогда вообще первый раз за границей, до этого все время отказывали в разрешении на выезд. Я не съездил в Венгрию, не съездил в Италию, не съездил в Югославию, а потом попал на Средний Запад. За нами закрепили одного шпиона, но на него весь университет указывал пальцем и говорил, что он ЦРУшник. Он отрабатывал свои деньги тщательно, особо не лез никуда.
Американцы не сильно политизированы. Они любят поговорить, но в основном, только те, кто в возрасте.

— А как они к Обаме относятся в большинстве своем?

— По-моему, они спокойно относятся. Выборы у них — такая большая игра, в которой все меньше и меньше народа участвует. Американцы достаточно аполитичны в этом отношении. Но Обама был прорывом, а дальше уже можно только догадываться. По-моему, если у них даже зеленый президент будет,
они к нему будут толерантно относиться.

— А вам никогда не хотелось уехать, сменить Россию на другую страну?

— У меня было несколько очень хороших возможностей, начиная от F-визы, статус которой практически конвертируется напрямую в грин-карту. Но я никогда всерьез не думал об этом. Я только последние несколько лет занимаюсь девелопментом, а до этого я работал издателем. Однажды во Франции я брал интервью у дамы, которая сменила пол. И она/он работала охранником, занималась или занимался каратэ, у нее был бой-френд, а потом все изменилось.
Если человек готов эмигрировать, то он разрывает со всем, что здесь, и пытается попасть туда. Наши соотечественники по-другому адаптируются. Они живут кланом. В итоге они отсюда ушли, туда не пришли. Дети абсолютно другие. То есть если они хотят принять решение за своих детей и рискнуть, может быть, они правы, может быть, не правы, Бог судья, это их решения.
То же самое со сменой пола: человек ушел оттуда, был женщиной, а мужчиной уже не станет. Вот такое у меня несколько сложное отношение к эмиграции.

— Хороший пример про смену пола.

— Эмигрантам откровенно тяжело, они понимают, что они туда уже не вернутся, а здесь они тоже не в своей тарелке. Какое-то странное ощущение возникает. Нужно оно, не нужно — это уже другая история.

— Вы не скучаете по издательскому делу, тому времени, когда вы брали интервью?

— Мои интервью — это мои стажировки, потом я много лет занимался издательским бизнесом. Тот, кто туда хоть раз погрузился, никогда не забудет. Не то, что я скучаю сильно, но просто времени на это сейчас не хватает.

— А у нас с издательской жизнью — в нашем городе — все в порядке, если говорить про журналы?

— У всех одна большая проблема, называется «кризис», и она серьезная. Если говорить про журналы и все, что не газеты, даже, может быть, захватить радио, и совершенно не захватывать телевидение, то, наверно, с этой частью хорошо. Что касается газет и телевидения, я думаю, что здесь мы не скоро куда-то придем, потому что наше телевидение слишком политизировано.

— Почему у американцев может быть независимое телевидение,
а у нас нет?

— Ответ, наверно, простой и сложный. Если бы у нас 300 лет существовала демократия и работала Конституция из 25 пунктов и толкования к ней из миллиона, наверно, у нас тоже были бы нормальные средства массовой информации.

— Мне очень хочется, чтобы у нас был свой Ларри Кинг, чтобы
по телевизору шло больше прямого эфира.

— У нас обычно, когда прямой эфир, очень странные вещи происходят. Только «Дом-2» в прямом эфире происходит, но это лучше не смотреть.