Вирус девальвации: карантины и Байден отправили рубль в нокдаун. Комментарий Семена Новопрудского

«Российским властям желательно приготовить и задействовать весь набор рыночных инструментов, чтобы не пустить рубль к отметкам 100 за евро и 90 за доллар. Валютная паника на фоне медицинской — последнее, что нужно сейчас и государству, и людям», — считает колумнист

Мало россиянам проблем с дефицитом лекарств и медицинских мощностей при новом всплеске заражений COVID-19, так к ним добавилось падение рубля до рубежей, заставляющих вспомнить декабрь 2014 года, когда народ спасался от обвала национальной валюты хаотическими закупками круп и бытовой техники. Ситуация на валютном рынке становится для российской власти не менее важным объектом внимания, чем коронавирус.

Новую рабочую неделю рубль начал с того, что упал к евро до минимума с декабря 2014 года, в моменте опускаясь до 94,13 за единицу европейской валюты. По отношению к доллару рубль оказался на минимуме с марта 2020 года, когда по миру начала катиться первая волна локдаунов. Доллар теперь опять дороже 80 рублей.

У этого резкого обвала есть вполне понятные причины. Во-первых, выборы президента США и игра спекулянтов на их исходе. Перед голосованием 3 ноября хедж-фонды сделали рекордные ставки на падение рубля, ожидая победы Джо Байдена. Считается, что его выигрыш ослабит саму американскую экономику и повысит вероятность неких новых американских санкций против России. Во-вторых, повторные локдауны, на которые решились ряд европейских государств, несмотря на катастрофический провал первой попытки.

Сами эти повторные локдауны в Европе заставляют вспомнить печальную шутку советских времен о том, что у СССР есть привычка преодолевать пропасть в два прыжка. Примерно так выглядят повторные ограничения везде, где их вводят. Смыслом первых карантинов называлась подготовка медицины к новым вспышкам и попытка выиграть время до появления эффективных лекарств и вакцины. В итоге нет ни эффективных лекарств, ни вакцины, а медицина всюду опять не готова к новым всплескам ежедневных заражений, которые в части европейских стран оказались в семь-десять раз больше первых. При этом в странах без карантинов (Швеция, Япония, Южная Корея) такого масштаба рекордных всплесков заражений и такого роста числа ежедневных смертей нет. Там ничего не кончилось, но эпидемия пока идет гораздо более плавно.

Ослабление рубля в условиях, когда россияне потеряли значительную часть доходов во время весенне-летнего локдауна (а до этого еще несколько лет беднели из-за войны санкций и падения цен на нефть), чревато крайне неприятными социальными и экономическими последствиями. Понятно, что государство и так недобирает налогов и экспортных доходов из-за коронакризиса. А для людей курс рубля — важный маркер реального кризиса и мотив для беспокойства. Главная проблема — новый возможный всплеск инфляции. Уже отмечается резкий рост цен на сырье для российской промышленности, который несомненно отразится на ценах товаров для потребителей.

Кроме того, едва ли не главной мерой поддержки домохозяйств в России, где власть не стала особо поддерживать бизнес во время пандемии, стали рекордно дешевые кредиты на фоне исторически низкой ставки ЦБ. Но дальше понижать ставку при таком слабом рубле у Банка России нет никакой возможности — скорее, наоборот, ее придется повышать. И кредиты начнут дорожать на фоне нового падения доходов и платежеспособности людей.

Падающий рубль на фоне коронакризиса делает бедных еще беднее и не дает восстанавливаться российской экономике. Такая ситуация делает еще более разрушительным и опасным для россиян повторный локдаун, которого российские власти, к счастью, пока стараются избежать.

Поскольку никаких просветов с точки зрения конца пандемии пока не видно, коронакризис из краткосрочного или среднесрочного внешнего шока становится чем-то вроде «новой нормальности». И нам в ней жить. Проще говоря, российским властям желательно приготовить и задействовать весь набор рыночных инструментов, чтобы не пустить рубль к отметкам 100 за евро и 90 за доллар. Валютная паника на фоне медицинской — последнее, что нужно сейчас и государству, и людям.